Лед и пламя

Тогда Джордж удивился недвусмысленному взгляду, которым обменялись Мойра и Дэвид. Конечно, они не должны были радоваться тому, что у Амели должен был родиться ребенок. Да и чему тут можно было радоваться? Амели и ее дети вторглись на их территорию, расстроили привычный уклад жизни, а рождение младенца было последней каплей, переполнившей их терпение. Джордж-то и сам не очень одобрял несвоевременную беременность матери, которая казалась ему слишком немолодой для того, чтобы вновь начать нянчиться с младенцем. Но все равно он не чувствовал никакой ревности, в отличие от Джона, который считал, что его предали и лишили былого превосходства. Ведь до сих пор Джон был фаворитом матери, ее любимым старшим сынком, но он сильно подозревал, что новый младенец без труда лишит его этой привилегии. Его единственным утешением, если, конечно, это будет мальчик, была открывавшаяся возможность свергнуть с законного престола Скотта. Второй наследник Джиллеспи заставил бы Ангуса разделить все – особняк и винокурни. Джон потирал руки со злорадством, в то время как Джордж был просто очень огорчен. Хрупкое равновесие, которое в конечном итоге установилось под этой крышей, волей судьбы оказалось бы нарушено, а это было нежелательно.

– Ты что-то выглядишь слишком озабоченным, – отметил Дэвид, наливая ему второй бокальчик.

– Я думаю об Эдинбурге, – солгал Джордж. – О том, как там будет проходить моя студенческая жизнь.

– Это очень красивый город, тебе понравится. Отовсюду, с любого места, открывается превосходный вид. Тебе понравится там все: архитектура, пабы, обстановка в уличных летних кафе, откуда всегда доносится веселая музыка.

Дэвид вдруг ощутил ностальгию, от которой прежде никогда не страдал.

– А ты жил в Эдинбурге? – спросил Джордж.

– В молодости – да. Но это было давно.

Подняв глаза на юношу, Дэвид пристально посмотрел на него, прежде чем добавить:

– Я был, что называется, отпетым парнем! Оглядываясь назад, могу сказать, что я неплохо повеселился в жизни, только, как говорится, сколь веревочке ни виться… Вот она в конце концов и оборвалась. Но, к счастью, был Ангус, и я благодарен ему за то, что он протянул мне руку помощи, когда я уже был почти на дне ямы. Теперь, конечно, я – старый мудрец, и мне это подходит.

Словно сожалея, что он слишком много наговорил, Дэвид поспешно встал, сказав, что еще должен приготовить в столовой тарт фламбе[25]

. Джордж следил за ним глазами, светившимися любопытством.

– Он был кем-то вроде бандита, что ли? – не удержавшись, спросил он Мойру.

– Я предпочла бы слово «бунтарь», – поправила его она.

Повернувшись к мальчику, она слегка обняла его, затем отодвинула котелок на угол чугунной плиты и села с ним рядом.

– Он не любит вспоминать прошлое, бесполезно его расспрашивать. Мать умерла при его рождении. У отца была небольшая туристическая компания, которая обанкротилась в начале восьмидесятых. Бедняга не выдержал этого и покончил с собой. Так что в девятнадцать лет Дэвид оказался один и без гроша в кармане. Он не мог учиться и начал потихоньку спиваться… Связался с дурной компанией, несколько раз его задерживала полиция. Но так как он все-таки носил имя Джиллеспи – его отец и наш были двоюродными братьями, – Ангус чувствовал себя обязанным ему помочь. Ну ты знаешь Ангуса, он довольно властный, поэтому он потребовал, чтобы Дэвид не прикасался к спиртному в течение трех лет. Тысячу дней Дэвид не пил ничего, кроме чая и воды, в противном случае он оказался бы снова на улице. После окончания испытательного срока Ангус снял с него наказание и позволил Дэвиду жить так, как он хочет, при условии, что он больше не сорвется. Что он и делает до сих пор.

– А женщины у него были?

– Не знаю.

Поджав губы, Мойра все же добавила пренебрежительным тоном:

– В годы вдовства Ангус иногда отлучался, чтобы провести вечерок-другой в Глазго… Ну ты меня понимаешь… И брал иногда с собой Дэвида. Теперь, конечно, Дэвид ходит туда без него, но не так, чтобы часто, надо сказать. Мне кажется, это не слишком его заботит.

Она встала и снова занялась супом, распространявшим по кухне густой аромат.

– Скоро будет готов, – объявила она, – и ты сможешь отнести тарелочку матери. А пока скажи-ка мне, почему это ты так интересуешься Дэвидом? До сих пор никто из вас троих даже и не взглянул в его сторону!

– Не преувеличивай. И потом, мне бы не хотелось, чтобы меня всегда считали в одной корзине с Джоном и Филипом.

Бросив взгляд через плечо, она ему хитро улыбнулась.

– Ладно. Приму во внимание.

И вдруг с некоторым изумлением Джордж понял, что он начал испытывать привязанность к этой женщине и желал взамен и ее расположения. Разве мог он себе представить такое еще несколько лет назад, когда только приехал в Джиллеспи? Неужели он сумел вписаться в эту семью, которую поначалу отвергал как нечто абсолютно невозможное? Если это действительно так, Джон этого ему никогда не простит.

7