Лед и пламя

Ангус не поскупился, пригласив Скотта в «Рогано», старейший ресторан Глазго, который бережно хранил свою особую атмосферу тридцатых годов прошлого столетия. Подальше от барной стойки, где подавали устрицы, он выбрал столик в глубине зала и заказал официанту лоток с морепродуктами на двоих.

– Надеюсь, я не заставил тебя ждать? – спросил подошедший к нему сын.

– Нет, не очень. Садись. Хочешь шампанского?

– Если ты сначала расскажешь, что мы празднуем.

– Ничего.

– Правда? Тогда ладно. А то я испугался бы, что новость мне не понравится.

– Не начинай. Я здесь, чтобы помириться, мне уже надоело быть с тобой в ссоре, и я хочу, чтобы ты тоже прекратил на меня дуться. И надо же, все из-за какой-то несчастной пощечины!

– «Несчастная» – это правильное слово. Но я не дуюсь, я просто очень занят делами.

– Кстати, как-то я зашел на винокурню, в мой старый офис, и обнаружил, что ты там ничего не изменил.

– Я бы тебя предупредил, если бы сделал это.

Тон Скотта оставался холодным, и Ангус почувствовал, что сын очень напряжен.

– А знаешь что, Скотт…

Подняв фужер, который только что поставили перед ним, он впился взглядом в сына.

– Давай забудем об этом.

– Все уже забыто.

– Нет, не забыто! Я вижу это по твоему лицу. По твоей упрямой башке, оловянной твоей, бараньей башке! У нас одинаковый характер, я тебя знаю. Ты ведь не извиняешься передо мной за все те ужасы, что мне наговорил, вот и я не собираюсь извиняться за пощечину. Мы не должны были делать с тобой ни то, ни другое. Хоть с этим ты согласен?

Скотт впервые сдержанно улыбнулся, слегка принужденно, затем тоже поднял фужер.

– Так за что же или за кого мы пьем с тобой, папа? За ребенка, которого ты ждешь?

Ангус почувствовал, что бледнеет. Он еще не объявил этого сыну, но, очевидно, кто-то уже сделал это за него. Кто же? Мойра? Во время поездки из Джиллеспи в Глазго он даже подготовил краткую речь, которой, пожалуй, даже гордился, но которая отныне была без надобности.

– Мне хотелось сообщить тебе об этом самому, – только и сказал он.

– Так поздно?

– Мне приходится обходиться с тобой, как с гранатой со взведенной чекой, когда речь идет об Амели.

– Ей, наверное, тоже, когда дело касается меня.

– Примерно так. И ты согласишься со мной, что это для всех не слишком удобно.

– Без сомнения. Итак, скоро ты у нас снова станешь отцом. Скажи, ты счастлив?

Тон Скотта оставался холодным, почти насмешливым.

– Я не ожидал и, кажется, даже вовсе не желал бы этого. Но теперь… Да, радуюсь. Для мужчины моего возраста – это невероятно.

– А желанно ли?

– Будет еще одним Джиллеспи больше. Ты ведь знаешь, как я забочусь о своем потомстве, нашем имени, а до сих пор все замыкалось только на тебе.

– А ты не предполагаешь, что может родиться девочка?

– Если она окажется такой же симпатичной, как Кейт, то встретит самый радушный прием.

Их разговор был прерван официантом, принесшим поднос с морепродуктами. Окинув их взглядом, Ангус убедился, что среди них был омар – любимое ракообразное Скотта.

– Скажи, сынок, ты расстроен?

– Пожалуй.

– Ты полагаешь, что тебя чего-то… лишат, нанесут тебе ущерб?

– Нет, мне все равно. Мне хотелось бы иметь братьев и сестер, и было бы нормально, если между нами все было разделено поровну. Неужели ты действительно думаешь, что я настолько заинтересован в этом материально? У тебя обо мне плохое мнение…

– Нет. Но что тогда тебя беспокоит?

– Видеть, что тобой хотят воспользоваться, а ты вроде бы сам одобряешь эту роль своей жены. Тебе за шестьдесят, и мне почему-то кажется, что ты угодил в ловушку.

– Какую ловушку?

– Слушай, папа, да будет тебе известно, с четырьмя детьми Амели вряд ли была не удовлетворена в своем желании материнства. Почему она вдруг решила так поздно забеременеть, хотя это и сопряжено с риском в ее возрасте? Это ты попросил ее об этом? Ради себя самого, из-за любви к ней?

– На что ты намекаешь?

– Не думаешь ли ты, что она считает свое нынешнее положение слишком шатким? Впрочем, я не знаю, в ее голову не влезешь.

– А почему бы ей и не полюбить меня, Скотт?

Досадливо поморщившись, Ангус резко сломал клешню омара, так что осколки брызнули через стол.

– Вот, благодаря тебе я ем, как свинья! – отпустил он с горечью. – Мы должны были бы помириться, а ты намекаешь, что моя жена забеременела по расчету. Вот теперь, кажется, я обиделся.

Затем он проглотил устрицу и чуть не изорвал в клочья креветку, вместо того, чтобы хорошенько ее почистить. Реакция сына не удивила его, нет, он знал, что этот ужин будет настоящей дипломатической операцией, однако вместо того, чтобы воспользоваться заготовленными заранее примирительными фразами, похоже, он увяз в новом конфликте.

– В общем, ты считаешь меня смешным, – произнес он.

– По правде говоря, мне за тебя обидно.