Лед у подножья (СИ)

— Мое прошлое… — задумался парень. — Хм, я бы не сказал, что оно сильно отличалось от прошлого других детей. Я вырос в приличной семье. Папа с мамой принадлежали к богатейшим родам Тинтагеля, часто наведывались на губернаторские балы. Там и познакомились. Ллойд родился первым, и родители на радостях отписали ему все. Потом появился я.

— Эту историю мы знаем, — произнесла Эллисон. — Лучше скажи, почему ты такой жизнерадостный? Расскажи об учебе, о работе в поле. О мелочах, которые сделали тебя именно таким.

— Ну, что ж, — расплылся в улыбке Зейн, приступая к рассказу о своей жизни.

*****

С ранних лет Зейн учился работать. Отец восторгался красотой малыша, но мать считала, что из ребенка должен получиться настоящий мужчина. Родители долго спорили, а ребенок, меж тем, сидел на попечении семи нянек. В шесть лет Зейна пристроили к кузнецу Декстеру. Работа почти сразу не задалась. Подмастерье часто дул на пальцы и плакал. Декстер вернул чадо, провозившись с ним две недели.

Следом ребенка отдали на музыкальные курсы. В семь лет Зейн уже пошел в школу и родителей видел не так часто. В школе учились другие сельские ребята. Он особенно сдружился с Дастином Хоффманом и Лукасом Лейвой. Но были в жизни Зейна и тяготы. Том Форд, несносный сын сельского старосты, постоянно вставлял палки в колеса. Впрочем, издеваться он не мог хотя бы из-за того, что у Зейна были влиятельные родители. В Тинтагеле поговаривали, что когда его отца донимал один мальчишка в школе, то исчез не только он, но и вся семья. Дед был суровым человеком, хотя внуков любил безумно.

Форд гадил исподтишка. Чаще не говорил о всяких важных вещах, выставляя Зейна дураком на конкурсах или собраниях.

Блондин часто злился и пинал деревья. Его раздражало то, что его не принимали в качестве лучшего, да еще и то, что над ним часто потешались. Выручил Дастин.

— Знаешь, почему я никогда не унываю? Потому, что не принимаю всерьез их слова. Человек, который может смеяться над самим собой, не боится шуток и насмешек.

И Зейн ему поверил. Первое время было тяжело. Но блондин заметил, что злость владеет им все реже. Как-то раз, когда Форд выставил его дураком, рассказав, что собрание состоится в женской раздевалке, Зейн лишь посмеялся над своей недогадливостью в присутствии девчонок. И они уже не так сильно на него серчали.

Так минуло четыре года. Ллойд стал отдаляться от родителей, со своей компанией выбираясь на тусовки. Годы начали брать свое, и отец уже был не так хорош. Да и статус его подрос — дед передал имение в его управление. Обещал отдать свой участок тесть. Ими нужно было как-то управлять, в то время как в поле работать и приглядывать за крестьянами кто-то тоже должен был. Выбор пал на Зейна. Поначалу он помогал по мере сил, да всякими мелочами. То инструмент принесет, то обед. В двенадцать лет начал работать по четыре часа в день, а потом — и того больше. Но не забывал и про школу. Правда, на уроках чаще спал из-за усталости. Зато полюбил русский язык и ораторское искусство. По этим предметам у него были твердые пятерки.

Отец утверждал, что богатых можно или уважать, или бояться. Сам он придерживался второго варианта. Потому часто брал в поле розги. Но наказание не применял тогда, когда вздумается.

— Сын, как ты думаешь, кто из крестьян заслуживает наказания? — задал однажды вопрос отец.

Зейн, не задумываясь, выпалил:

— Тот, кто плохо работает!

Покачал головой отец и показал на мужчину солидного возраста, который кряхтел на каждом шагу, размахивая косой.

— Достопочтенный Фрэнк работает из рук вон плохо. Как ты думаешь, если я высеку его, будет ли он работать лучше? — с досадой произнес отец.

— Нет, — ответил Зейн. Он видел, как тяжело приходилось мужчине, хватавшемуся за спину.

— Тогда нельзя наказывать тех, кто плохо работает. Так кого же можно наказывать, сын?

И тогда Зейн прозрел. Он понял, что прежде чем сделать что-либо, нужно как следует подумать. В тот день ответ ему подсказало наблюдение. Он просто смотрел на то, как работали крестьяне, и заметил, что несколько человек делали частые перерывы, играли и смеялись, пока большинство работало.

— Нужно наказывать тех, кто сачкует, — произнес Зейн, теребя папу за мешковатую штанину.

— Это хороший ответ, — погладил его по голове отец. — Но как ты определишь, кто сачкует, а кто нет?

И вновь Зейн крепко-накрепко задумался. Долго он еще бродил по полю, пока не стемнело. Путь домой выдался разным: отец с трудом волочил ноги, а Зейн резво бежал. И тогда он понял разницу.

— Ты же работаешь, как крестьяне. Наравне с ними. И когда кто-то работает меньше тебя, когда кто-то уходит домой не таким уставшим, то ты наказываешь его! — воскликнул Зейн, придя к довольно логичному решению.

Отец, помедлив, кивнул.

И тогда малыш Зейн понял, что справедливую систему можно выстроить. Нужно лишь думать об этом и стремиться к ней. И еще — самому работать в поте лица, тогда и другие подтянутся.