Лед у подножья (СИ)

Собственно, потому он помогал губернатору или Мишель. Он знал, что делает правое дело, а значит, после смерти ему воздастся. И если он будет сражаться за правое дело, то непременно победит.

*****

Последние слова Зейн произнес впопыхах. Губернатор поторапливал его.

— А ты чем занималась, Мишель? — спросил Зейн. — Ну, до того, как услышала легенду об Избранной.

— Училась в университете, — просто ответила девушка.

— Расскажешь мне потом, ладно? А то мы уже спешим.

Обняв девушек на прощание, Зейн накинул на плечи куртку и отправился догонять губернатора.

В комнате воцарилась тишина. Вернулись мысли о письме, блуждавшем по почтовым отделениям в поисках адресата. Только должно было оно прийти не к президенту, а к совсем другому человеку. Ее учителю.

Кроме Зейна и Эллисон, она доверяла только ему. Дэн мог решить ее проблемы, объяснить на пальцах элементарную вещь и даже подсказать, что написать президенту, чтобы ее не сочли за умалишенную.

Мишель хотела начать письмо президенту, но руки дрожали. Панический бег мыслей привел к не самой лучшей, довольно отчаянной идее: написать Дэну. А уж он-то разберется. И текст напишет. Он умный, начитанный, образованный, знающий многие тонкости. Миша может обидеть случайной фразой, ненароком написать глупость, а вот Дэн никогда так не сделает.

«Дорогой учитель! Я пишу Вам потому, что нахожусь в растерянности. Я не знаю, что писать президенту. Правда, не знаю. Я так боюсь показаться нелепой или глупой. Боюсь, что мне не поверят, и тогда война начнется внезапно, и это может стоить тысячи жизней простых людей. Меня тяготит эта ответственность, и я не могу понять, чем же могу помочь. Возможно, вы ошиблись во мне, и я не смогу спасти родную страну. Прошу, помогите мне. Расскажите, как нужно действовать. Какой текст письма составить. Я совсем растеряна. Ваша преданная ученица, Мишель».

— Эй, ты чего это раскисла, — потрясла ее за плечо Эллисон.

— Да так… Думаю о тексте письма. Пора бы его уже написать. Не хочу мешать господину губернатору, — произнесла Мишель.

— Что ж, ночью все равно письмо не уйдет. А киснуть незачем. Зейн правильную тему разговора выбрал. Нам стоит узнать друг о друге многое. Твой черед рассказать о прошлом, — подбоченившись, Эллисон приготовилась слушать.

Да только какие истории ей могла поведать заблудшая душа? Мишель хотела рассказать об универе, об учебе. Но подумала, что стоило начать с наименее приятного события, без которого история будет не полной.

— Итак, я расскажу тебе, как оказалась сиротой, — выдохнув, произнесла Мишель.

*****

Десять лет назад случилось то страшное событие. Наивная, добрая девочка, любившая под новый год загадывать желание, долгое время сидела в присутствии взрослых людей в форме. Жесткий стул казался жутко неудобным. Над ней склонилось безликое лицо полицейского. Зато приговор она запомнила на всю жизнь.

— Прости, девочка, но твоих родителей больше нет, — с сочувствием в голосе произнес полицейский.

Эту новость он узнал от врачей, бившихся за жизнь родителей, но безуспешно. Врач обессилел и не вышел к ожидавшей вердикта маленькой девочке.

Мишель не просто плакала, она выла как раненый зверь. А бессердечные взрослые упекли ее в детский дом до наступления совершеннолетия.

В тот страшный день разверзлись хляби небесные, и капли забарабанили по мокрому асфальту, оставляя дорожки слез. Маленькую девочку увезли в неприступную крепость, серую, монолитную, почти лишенную окон и солнечного света. Там она пробыла почти восемь лет…

Мишель делила комнату с тремя девочками. Одна, Кира, мечтала о встречах с мальчиками. Еще одна, Элен, была тихой и застенчивой, мечтала о приемной семье. Третья же называла себя «Липпи», подписывая рисунки этим прозвищем. Она с детства была глухой, потому родители отдали ее в приют, лишь бы не видеть ошибку природы.

— Что ты вечно красуешься перед зеркалом? — фыркала Кира, когда Элен вновь занимала место перед огромным зеркалом, больше каждой девочки.

— Я хочу, чтобы меня забрали приемные родители, — отвечала Элен.

И тогда Кира рассказывала страшилки, пугая все присутствовавших. То о кипящем котле, в котором варят кости детей. То о побоях и ремне, которым приемные родители любили хлестать детишек. То о рабстве, когда дети заменяли горничных, прислуживая по дому. А то и о кабале, когда детей отдавали за долги бандитам. Те глумились и потешались над теми, кто не мог дать сдачи.

Одно Мишель уяснила: с приемными родителями опасно вести диалоги. Потому она даже думать не смела о том, чтобы выбраться из детского дома.

К ней приходила семья только однажды. Девушка с конопушками и долговязый рыжий парень хотели взять ее к себе. Но, помня о рассказах Киры, Мишель забилась в истерике, и приемные родители отказались брать «капризного и чересчур громкого ребенка».

Когда Мишель исполнилось четырнадцать, их с Кирой поселили на последний этаж, где жили взрослые ребята. «Липпи» часто болела, и почти не жила в детском доме. А когда привозили, то выглядела она просто ужасно. Элен покончила с собой, оказавшись никому не нужной, в возрасте тринадцати лет.