— Синьорина Скампи. Графиня из захудалого рода, девушка редкой красоты. Девственно чистая днем, ночью она обретает небывалую дерзость.
— Она так же красива, как Эмма де Мортфонтен? — спросила Мери с видом самым невинным и простодушным, на какой только была способна.
Больдони, замечтавшись, на мгновение даже перестал поглаживать ляжку Мери.
— Нет. С красотой этой женщины ничто не может сравниться. С ее красотой и ее порочностью, — помолчав, прибавил он. — Но ведь она давным-давно покинула Венецию. Где вы могли услышать ее имя?
— Похоже, она оставила по себе немало сожалений у патрициев. А упоминала о ней не так давно одна из послушниц.
— И что же говорила эта послушница? — с любопытством спросил Больдони.
— Что, если Эмма де Мортфонтен вернется, больше ни один мужчина не придет навестить нас в монастыре. И что во власти одного только дьявола их удержать. Я тоже не хочу потерять вас, — солгала Мери. — Если бы она вернулась, вы сказали бы мне об этом?
Больдони растрогался:
— Вы и сами узнали бы о том, что она вернулась, увидев, что ваши приемные опустели. Так значит, это вас и тревожит, Мария?
Она кивнула, и Больдони нежно ее обнял:
— Милая, милая моя деточка. Перестаньте терзаться из-за этой Эммы. Ей хватает другой дичи, на которую она охотится.
Мери заледенела, но виду не подала:
— И маркиз Балетти тоже перед ней не устоял?
— Балетти? В каком-то смысле — да, но она не получила от него того, чего желала.
— И чего же она желала?
— Мария, Мария! Что это вас вдруг любопытство так разобрало?
— Да ведь вы именно такой меня и любите, — шепнула она, обжигая его взглядом, чтобы заранее усыпить в нем подозрительность, если та вздумает проснуться.
— Что правда, то правда, — признался он. — Вы мне нравитесь дерзкой, бесстыдной и любопытной. Вот только я не знаю, что там происходит в действительности. Эмма де Мортфонтен никогда по-настоящему не отдается. Она только обещает. И любого мужчину превращает в лакея.
— И вас тоже?
— Что — тоже?
— Тоже превратила в лакея?
Он впился взглядом в ее зрачки, но так и не смог заставить Мери потупиться. Мери научилась плутовать. В ее взгляде так и светились тревога и нежность, но на самом-то деле совсем не от них заблестели ее глаза.
— Вы правы. Вы заслуживаете того, чтобы изведать все, что вас пугает. Я люблю вас, Мария. И, чтобы доказать это, я подарю вам Венецию. Венецию и все ее бесчинства.
— Я не прошу столь многого, — отступила Мери, внезапно испугавшись того, что за этим могло крыться.
— Доверьтесь мне, — нашептывал Больдони. — Вы утолите жажду, на свое и на мое счастье. А затем, когда вы поймете, что наслаждение любовью — совсем не то же самое, что радость любви, вы станете моей и перестанете бояться всех прочих женщин.
Мери снова кивнула. Теперь она уже не могла идти на попятную. Больдони привлек ее к себе, и она, в который уже раз, забылась под его поцелуями.
Клемент Корк, закутавшись с головой в просторный темный плащ, черной тенью летел к дому Балетти. Дела Больдони и посла шли как нельзя лучше. Четыре пирата занимались снабжением имперцев и передавали одному из матросов нанявшего их Корка вырученные деньги. Корк ежемесячно собирал выручку и передавал ее из рук в руки послу вместе со своим отчетом. Затем, предоставив тому радоваться добыче, вновь растворялся в Венеции, ловко ускользая в хорошо знакомых лабиринтах переулков и тайных проходах от всех тех, кто мог попытаться его выследить. После этого он направлялся к истинному своему господину и другу.
В тот день, 24 ноября 1701 года, стояла нестерпимая духота. Небо давило своей тяжестью, адские молнии вспарывали плотные бронзовые тучи, яростно ударяя то в одном, то в другом месте. Корк не любил подобных предзнаменований. И, словно подтверждая его опасения, Венецию сотрясло от оглушительного грохота. Почти сразу вспыхнуло зарево пожара. Молния ударила в один из домов. Еще несколько минут — и заполыхает целый квартал. Корк взмолился: хоть бы уже началась гроза, пусть дождь зальет растущее пламя. Еще несколько зарниц обрушилось на дворцы. Яростный порыв ветра сдернул с головы Корка капюшон плаща, и Клемент ощутил на своем лице первые капли. Они были крупными и тяжелыми, но он почувствовал облегчение. Если они посыплются чаще и дождь зарядит надолго, пожар быстро прекратится. Справа от себя он увидел тот самый дом, в котором несколько месяцев назад нашла приют Мери. Дом принадлежал Балетти. Как и многие другие здания в Венеции, с виду заброшенные и угрюмые, он служил местом встречи и пристанищем для друзей или знакомых маркиза, приезжавших в город. Балетти не желал, чтобы этих людей, занятых распространением по всему миру его гуманистических взглядов, видели у его палаццо. У Корка по-прежнему на связке были ключи от этого дома, и он решил там укрыться как раз в ту минуту, когда на город обрушился ливень и темные воды лагуны затрещали под напором струй. Корк мгновенно вымок с ног до головы.