Леди Полночь

18

И в мерцанье ночей

Тьма сменилась светом. Ослепительно белым и серебристым – светом звезд над водой и песком. И Эмма летела. Над поверхностью океана, теперь уже неглубокого: она видела внизу песок пляжа и горящее огнем отражение луны.

В груди болело. Она дернулась, чтобы избавиться от боли, и поняла, что не летит. Ее несли. Ее прижимали к широкой груди и обхватывали руками. Она заметила блеск сине-зеленых глаз.

Джулиан. Ее нес Джулиан. На лбу у него лежали темные влажные локоны.

Эмма попыталась вдохнуть и заговорить, но закашлялась. Грудь сдавило спазмом, рот заполнила вода, соленая и горькая, как кровь. Эмма увидела, как лицо Джулиана исказилось от паники, и в следующую секунду он побежал к пляжу, упал на колени и положил ее на песок. Все еще кашляя, она испуганно смотрела на него. Такой же страх был написан и у него на лице. Ей хотелось сказать ему, что все будет хорошо, что все будет в порядке, но вода в горле не давала ей произнести ни звука.

Он вытащил стило из-за ремня, и Эмма почувствовала, как его кончик обжег ей кожу. Пока Джулиан выводил руну, Эмма смотрела в небеса. Она видела луну, которая, как нимб, сияла за головой Джулиана. Ей хотелось сказать ему об этом. Может, он сочтет это забавным? Но слова тонули у нее в груди. Она тонула. Умирала на суше.

Закончив руну, Джулиан отложил стило, и в груди Эммы словно образовалась пустота. Эмма вскрикнула, и вода полилась из легких наружу. Она скорчилась на песке и зашлась в тяжелом кашле. Было больно. Тело извергало морскую воду, и казалось, что его выворачивают наизнанку. Эмма почувствовала, как Джулиан положил руку ей на спину, как придержал ее.

Наконец кашель прекратился. Эмма перевернулась на спину и посмотрела на Джулиана и на темное ночное небо. Она видела миллионы звезд, и вокруг головы Джулиана все еще был яркий нимб, но это больше не казалось ей забавным. Он дрожал, его черная футболка и джинсы прилипли к телу, его лицо было бледнее луны.

– Эмма? – прошептал он.

– Джулс, – сказала она и сама удивилась, насколько слабым был ее голос. – Я… Я в порядке.

– Какого черта? Как ты оказалась в воде?

– Я поехала на точку пересечения, – прошептала она. – На нее наложено заклятие. Меня утащило в океан…

– Ты поехала на точку пересечения одна? – воскликнул Джулиан. – С ума сошла?

– Я должна была попытаться…

– Ты не должна была пытаться одна! – Казалось, его голос эхом отражался от воды. Он сжал руки в кулаки. Эмма запоздало поняла, что он дрожит не от холода, а от ярости. – На кой черт нам быть парабатаями, если ты вечно сбегаешь и рискуешь жизнью без меня?

– Я не хотела подвергать тебя опасности…

– Я чуть не утонул в Институте! Я кашлял и выплевывал воду! Когда задыхалась ты!

Эмма пораженно смотрела на него. Она приподнялась на локтях. Тяжелые, пропитавшиеся водой волосы тащили ее назад.

– Такое вообще возможно?

– Конечно, возможно! – кричал Джулиан. – Мы ведь связаны, Эмма, связаны! Я задыхаюсь, когда задыхаешься ты, я истекаю твоей кровью, я – твой, а ты – моя, ты всегда была моей, а я всегда, всегда принадлежал лишь тебе!

Она никогда не слышала, чтобы он говорил такие вещи, никогда не слышала, чтобы он так кричал, никогда не видела, чтобы он был так близок к потере контроля над собой.

– Я не хотела тебя ранить, – сказала она и попыталась сесть, потянувшись к нему. Он поймал ее за запястье.

– Ты смеешься? – Даже в темноте его сине-зеленые глаза сияли ярким светом. – Для тебя все это шутки, Эмма? Ты что, не понимаешь? – Он вдруг перешел на шепот. – Мне не жить, если ты погибнешь!

Эмма смотрела ему прямо в глаза.

– Джулс, мне так жаль, Джулс…

Стена, которая обычно стояла в глубине его глаз, вдруг пала, и Эмма увидела в них страх, и отчаяние, и облегчение, которые пробили его оборону.

Он все еще держал ее за запястье. Она не знала, сама она устремилась к нему или это он потянул ее. Может, они оба склонились друг к другу. Они столкнулись, как звезды, и он поцеловал ее.

Джулс. Джулиан. Поцеловал ее.

Его губы, горячие и беспокойные, соприкоснулись с ее губами, и все ее тело обдало жидким огнем. Она закинула руку ему за спину и подтянула его ближе к себе. Его одежда промокла до нитки, но кожа под ней горела. Эмма положила руки ему на талию, и Джулиан порывисто вздохнул, и в этом вздохе недоверие слилось с желанием воедино.

– Эмма, – сказал он, и ее имя прозвучало, как стон, как мольба.

Он не отнимал своих губ. Они целовались неистово, исступленно, как будто пытаясь сокрушить ту решетку, которая держала их в тюрьме отчаяния. Как будто они оба тонули и дышали лишь друг через друга.