Ледовый поход Балтийского флота. Кораблекрушение в море революции

Разговор Г. Н. Четверухина с И. М. Лудри происходил уже после опалы Л. Д. Троцкого, что предопределяло его «анти-троцкистский» тон. В своих воспоминаниях Г. Н. Четверухин противопоставляет «угнетающие директивы наркома Троцкого, касающиеся флота: “Утопить”, “Взорвать”, “Уничтожить”», «активным директивам Ленина: “Поставить минное заграждение”, “Провести миноносцы на Волгу”, “Отправить подводные лодки на Каспий” и др.»^[794]. Здесь Г. Н. Четверухин близко к тексту цитирует предисловие А. К. Дрезена к сборнику документов, посвященному участию Балтийского флота в революции и Гражданской войне

^[795]. Понятно, что согласно такой интерпретации событий Г. Н. Четверухин возлагал ответственность за весь негатив на Л. Д. Троцкого, что позволяло отчасти обелить А. М. Щастного. Заметим, что и современные авторы, пишущие об этих событиях, зачастую исходят из априори негативного образа Л. Д. Троцкого, что позволяет без сложных рассуждений выставить А. М. Щастного невинной жертвой. Кстати, сам по себе комплекс «вины» Л. Д. Троцкого, сконструированный в историографии и публицистике, крайне сложен и многообразен – его фундаментом могут быть и антисемитизм, и антикоммунизм, и различные оттенки коммунистических взглядов.

Отметим, что воспоминания Г. Н. Четверухина были написаны в конце 30-х гг., когда упоминания Л. Д. Троцкого в позитивном контексте в СССР были абсолютно невозможны. В этом плане спокойный тон Г. Н. Четверухина по отношению к Л. Д. Троцкому характеризует его как сравнительно беспристрастного мемуариста. Но даже стоя на такой позиции, он не оправдывал А. М. Щастного безоговорочно.

Для современников арест А. М. Щастного был полной неожиданностью. Спустя несколько дней после него И. П. Флеровский, выступая на собрании моряков, говорил: «Нужно отдать должное, что наморси Щастный оказывал большую услугу своими техническими познаниями при выводе флота из Финляндии. Его вызвали в Москву вовсе не для того, чтобы арестовать, но по приезде его и после объяснения… наморси Щастный был арестован»^[796].

Позднее это объясняли особым коварством Л. Д. Троцкого, который сначала отказался принимать отставку А. М. Щастного, заманил его в Москву и цинично арестовал в своем кабинете. Начнем с того, что это единственный известный нам случай ареста кого-либо в кабинете Л. Д. Троцкого (и вообще в кабинете наркома по военным и морским делам, позднее министра обороны вплоть до сегодняшнего дня). Очевидно, что если бы решение об аресте А. М. Щастного было принято заранее, он был бы арестован где-либо в другом месте, например в гостинице «Красный флот», где останавливались все моряки, приезжавшие в Москву. В конце концов, никто не мешал арестовать А. М. Щастного в приемной, а не в самом кабинете. Исходя из имеющихся описаний этого события, мы полагаем, что решение арестовать А. М. Щастного возникло у Л. Д. Троцкого во время их разговора.

На суде А. М. Щастный рассказал об аресте: «На заданный Троцким вопрос, признаю ли я Советскую власть, сказал, что раз я работаю при этой власти, то считаю этот вопрос излишним. Это Троцкого рассердило, и он ударил кулаком по столу. Я сказал: прошу разговаривать со мной в тонах более приличных, и в ответ на это Троцкий вызвал красноармейцев и арестовал обвиняемого»^[797]

. Л. Д. Троцкий вспоминал об этом примерно так же: «Поведение Щастного… было настолько уклончиво, что я употребил несколько резких выражений. Его способ отвечать на вопросы меня раздражал. Я предложил ему давать прямо ответы на прямые вопросы. Он на каждую резкость отвечал резкостью, давая мне почувствовать, что я говорю с начальником всех морских сил, а не с простым матросом. Тогда я объявил, что я заставлю его отвечать и послал наверх за двумя красноармейцами»^[798].

В следственно-судебном деле есть стенограмма допроса, датированная этим же числом. Для ее правильного понимания необходимо остановиться на, казалось бы, очевидном вопросе – в какой момент А. М. Щастный превратился в арестованного, а стенограмма совещания – в протокол допроса? Приведенные выше реплики позволяют это сделать. В стенограмме зафиксирован вопрос Л. Д. Троцкого: «Не было ли такого случая, чтобы вам ставили вопрос о вашем отношении к Советской власти?» А. М. Щастный ответил: «Я считаю, что это совершенно ясно»^[799]. Это место находится примерно в середине протокола. Очевидно, что после обмена этими репликами и произошел арест наморси и начался его допрос.

Однако такая версия не объясняет дальнейшего хода событий – организации громкого судебного процесса, закончившегося серьезными пропагандистскими потерями для большевиков, вынесение расстрельного приговора, имевшего большой резонанс. Мы полагаем, что если бы все ограничилось скандалом в кабинете наркома, А. М. Щастного, самое большее, постигло бы отстранение от командования флотом. Что же произошло уже после ареста А. М. Щастного, что фатально усугубило тяжесть его положения? Мы считаем, что этим фактором стало обнаружение в портфеле наморси «документов Сиссона».