Ледовый поход Балтийского флота. Кораблекрушение в море революции

Резолюцию подписали: П. Артемов (Артемьев), Белан, Е. С. Блохин, Владимиров, К. Д. Гржибовский, А. Г. Григорьев, Е. Л. Дужек, А. Н. Кабанов, А. Калачев, И. Майоров, А. И. Минаев, В. Трушин, И. Ф. Шпилевский и А. С. Штарев. В результате событий мая-июня 1918 г. Е. Л. Дужек бежал, А. И. Минаев и К. Д. Гржибовский были приговорены к тюремному заключению, Е. С. Блохин арестован на короткое время. Прочие никак не пострадали. В числе подписавших обращение были большевики И. Ф. Шпилевский и А. С. Штарев. Первый из них впоследствии стал историком-краеведом и погиб под немецкой бомбежкой в первые дни Великой Отечественной войны, а второй служил во флотских политорганах и умер в блокадном Ленинграде. Политическая ориентация остальных комиссаров неясна, но Е. С. Блохин позднее дал такое показание перед Кронштадтским ревтрибуналом: «Политические убеждения комиссаров [старого Совкомбалта] были разнообразны, начиная от оборонцев и кончая большевиками и даже анархистами, лично я примыкал к левым с[оциалистам]-р[еволюционерам]»^[881]

. Очевидно, Е. С. Блохин подразумевал под «оборонцами» правых эсеров и меньшевиков, поддерживавших участие России в Первой мировой войне. Подчеркнем, что именно эти партии активно боролись против большевиков с октября 1917 г. Таким образом, комиссар констатировал, что в старом Совкомбалте были активные противники Советской власти.

Относительный политический вес старого Совкомбалта сочли совсем незначительным – нарком не удостоил его особого ответа. И. П. Флеровский так охарактеризовал своих предшественников: «С полной очевидностью выяснилось, что старый Совкомбалт был лишь канцелярией при наморси, члены его не только по своему политическому уровню, но и потому, что были завалены канцелярщиной, совершенно не годились к политическому руководству флотом. Их резолюция, напечатанная в газетах, является лишь актом людей, обеспокоенных потерей насиженных мест. Должен с полной откровенностью заявить, что этих людей нельзя считать политически ответственными просто потому, что в этой области они слабо ориентировались, в частности Блохин менее всего подходил на роль главного Комиссара. Считая его политически безвредным, я [и] товарищ Сакс настоятельно просим не подвергать его репрессии»^[882]

. Видимо, ради успокоения моряков И. П. Флеровский не поднял вопроса о том, что первоначально резолюция была принята в совершенно другой редакции. Вопрос о том, когда и при каких обстоятельствах ее текст претерпел серьезные изменения, нуждается в отдельном исследовании. Старый Совкомбалт посчитали маловлиятельным, но к экипажам кораблей отношение было другим. 31 мая в телеграмме Л. Д. Троцкого разъяснялось: «На запросы отдельных команд о причинах ареста Щастного отвечаю: помимо всех других данных в моих руках имеется написанный рукою Щастного документ, являющийся неоспоримым доказательством его контрреволюционной деятельности. Материал, как и все вообще, – [в]распоряжении Центрального исполнительного комитета, который уже начал следствие и передаст дело на рассмотрение соответственного суда. ЦИК есть высшая советская власть в стране. Не доверять ЦИК, избранному десятками миллионов рабочих и крестьян, могут только контрреволюционеры»^[883]

.

В тот же день команда крейсера «Рюрик» единогласно при четырех воздержавшихся приняла большевистскую резолюцию, квинтэссенция которой содержалась в двух ее последних пунктах: «Мы призываем товарищей моряков с полным спокойствием отнестись к аресту бывшего наморен Щастного, спокойно ждать дальнейшего следствия, предложить Советской власти ускорить его и приложить все силы к водворению во флоте своей революционной дисциплины… И да обрушится жестокая кара революции на тех, кто клеветой и гнусной ложью на Советскую власть сеет в трудовых массах смуту и панику… Просим [команды] других кораблей присоединиться»^[884]

.

Однако на «Рюрике» было не совсем спокойно. И. П. Флеровский сообщал: «На собрании присутствовало по обыкновению много офицеров. От их лица сделан был мне запрос, могут ли они выступать на собрании. Я ответил отрицательно, после чего они в большинстве покинули собрание»^[885]. Это лишний раз свидетельствует о возрастании авторитета офицеров на флоте после Ледового похода.