Ледовый поход Балтийского флота. Кораблекрушение в море революции

В общем ситуация оценивалась как достаточно сложная. 31 мая И. П. Флеровский, С. Е. Сакс и комиссары П. Е. Байков, П. Ф. Галкин и Кургало докладывали Л. Д. Троцкому: «Настроение массы на флоте и в Петрограде, отчасти естественное, отчасти искусственно созданное демагогами и провокаторами, крайне неблагоприятно для проведения в жизнь всех мер к воссозданию флота. Арест Щастного явился, несомненно, благоприятной пищей для самой разнузданной демагогии после телеграммы о “наградах”, использованной вовсю. Наши разъяснения до умов возбужденных масс доходят чрезвычайно туго. Есть ряд резолюций с кораблей, требующих освобождения Щастного. Особенно отличается Минная дивизия. Чтобы войти вплотную в жизнь флота, необходимо иметь в руках реальную силу. Сейчас таковой нет. Репрессии сейчас делу помочь не могут, лишь подольют масла в огонь и вызовут нежелательные последствия в форме возможных стычек, размеры которых в связи с общим положением в Петрограде трудно предвидеть. Флагмана грозят уходом, некоторые уже подали в отставку. Декрет^[886] является плохим средством к их удержанию, применить репрессии также затруднительно, ибо нет опоры в массах. Работа предстоит упорная и на быстрый эффект рассчитывать нельзя. Главкомбалт Флеровский и Совкомбалт новый (нового состава. –

К. Н.) выезжают частью в Кронштадт, чтобы попытаться там создать себе опору и действовать оттуда, частью в Минную дивизию, чтобы там сломить [антисоветское] настроение. Зарубаев не отказывается пока принять пост наморси лишь потому, что это распоряжение Правительства, но считает долгом предупредить, что три причины вынудят его не позже как через две недели подавать [прошение] об отставке. Причины эти следующие: первая – отсутствие технических сил на флоте, что еще сильнее [будет] ощущаться в связи с арестом Щастного, вторая – его личная неподготовленность для такого ответственного поста, третья – разложение в массах… Новый Совкомбалт пока оставляет “Кречет” без внимания (то есть контроль за штабом флота и бумажную работу. – К. Н.),

дабы сосредоточить все внимание и работу на кораблях флота»^[887].

1 июня 1918 г. было собрано пленарное заседание представителей от всех морских частей Кронштадта с членами Кронштадтского военно-морского комитета, комиссарами Совкомбалта и главным комиссаром Балтийского флота И. П. Флеровским. В собрании участвовало 150 представителей частей, 18 – от Военно-морского комитета и 7 комиссаров Балтфлота. Среди присутствующих было множество «звезд» Центробалта 1917 г., активных участников Октябрьской революции: анархисты Анатолий Григорьевич Железняков (1895–1919) – знаменитый матрос Железняк – и П. М. Скурихин, известный бешеными нападками в январе 1918 г. на В. И. Ленина и П. Е. Дыбенко как народного комиссара по морским делам^[888], большевики П. Е. Дыбенко и Н. А. Ховрин.

В начале собрания была оглашена резолюция команды «Рюрика» от 31 мая и прочитан И. П. Флеровским ответ Л. Д. Троцкого на вопросы совета 3-го съезда Балтийского флота. В частности, комиссар сказал: «Как человек умный, наморси Щастный вел тонко свою политику, и на одном из заседаний совета съезда как бы между прочим хотел провести резолюцию подобную той, какую вынесла часть Минной дивизии о диктатуре флота, выражавшуюся в единовластии (белого генерала с палкой). На задававшиеся наморен прямые вопросы ответ был молчание и предложение найти “большевистского адмирала” на его место. Комиссары старого Совкомбалта оказались прекрасными техническими работниками, но в политическом отношении неспособными, оторвавшимися от политики. Нужно отдать должное, что наморси Щастный оказывал большую услугу своими техническими познаниями при выводе флота из Финляндии. Его вызвали в Москву вовсе не для того, чтобы арестовать, но по приезде его и после объяснения… наморси Щастный был арестован»^[889]

.

Среди выступавших отметим реплику большевика матроса И. Д. Сладкова, который заметил, что «никакая техника не помогла бы, если бы команда сама не пожелала уйти из Финляндии»^[890]. А. Г. Железняков предложил присоединиться к резолюции «Рюрика». Еще один большевик, Н. А. Ховрин, заявил, «что поведение наморси Щастного было ясно контрреволюционное, а также указывает, как пример измены, на моряков командного состава Росса и Ненюкова, перешедших на сторону Германии и действующих против нас»^[891]. И. А. Роос действительно перешел на финскую службу, но слухи о переходе Дмитрия Всеволодовича Ненюкова (1869–1929) к румынам впоследствии не подтвердились.