Ледовый поход Балтийского флота. Кораблекрушение в море революции

Вероятно, в этот момент Л. Д. Троцкий крикнул: «Я научу Вас говорить!»^[905] – и вызвал караул. После этого «был допрос и я был уже не Н[ачальни]к Мор[ских] сил: на меня кричал Тр[оцкий], стучал кулаком»,^[906] – как записал А. М. Щастный во время суда. Дальнейший допрос являлся прямым продолжением разговора Л. Д. Троцкого и А. М. Щастного до ареста.

В этой его части были затронуты вопросы о судьбе форта Ино, о целесообразности передачи флотского имущества НПК, о назначении комиссаров Петроградского порта, об аресте Г. Н. Лисаневича и Ф. У. Засимука, о слухах, связанных с уничтожением флота и обвинениях большевиков в связях с немцами. Ответы А. М. Щастного с полным правом можно назвать уклончивыми. Вот типичный пример:

«Л. Д. Троцкий: Вы принимали какие-либо меры к тому, чтобы прекратить, приостановить эти слухи (о продаже флота немцам. – К. Н.), которые вы считали позорными. Ведь вы считали, что распространение об уничтожении флота принимается по немецкому приказу или [пропуск в тексте]…

А. М. Щастный: Я считал их в основе вздорными и чудовищными, и когда мне об этом доносили [пропуск в тексте]… Л. Д. Троцкий: Какие меры вы принимали, чтобы приостановить эти слухи?

А. М. Щастный: Я считал, что это долг каждого офицера командного состава.

Л. Д. Троцкий: А сами вы какие меры приняли?

А. М. Щастный: Никаких, кроме того, что сказал флагманам»^[907].

Гораздо проще и короче было бы ответить «нет» с самого начала.

Совещание в кабинете Л. Д. Троцкого, переросшее в допрос А. М. Щастного, продолжалось очень долго. Его стенограмма резко выделяется по объему среди других протоколов допросов по этому делу. Возможно, что он продолжался 6–7 часов. Протокол совещания военных специалистов с руководством Петроградской коммуны 9 мая примерно в полтора раза меньше по объему, а продолжалось это совещание 4 ½ часа.

Несомненно, Л. Д. Троцкий придавал этому разговору-допросу чрезвычайно важное значение. Кроме А. М. Щастного нарком лично допрашивал только Е. С. Блохина и С. Е. Дужека 5 июня. Судя по объему протокола, это был также длительный допрос, но все же в два раза короче, чем допрос А. М. Щастного 27 мая.

Если считать, что совещание началось около 12 часов, то оно должно было закончиться в 18–19 часов. Понятно, что в это время получить санкцию на арест в ЦИКе было невозможно. Поэтому А. М. Щастный был доставлен в Таганскую тюрьму и первые часы своего пребывания там «числился» за Л. Д. Троцким, а не за каким-либо учреждением.

Г. А. Алексинский, сидевший тогда в Таганской тюрьме, многословно вспоминал о том, как туда привезли «адмирала», как охрана безуспешно пыталась его изолировать от других заключенных, как он сам возмущался тем, что А. М. Щастный «числится» не за каким-либо учреждением, а «за Троцким». Это было, по его мнению, вопиющим беззаконием^[908].

На следующий день после ареста А. М. Щастного Л. Д. Троцкий направил в Президиум ЦИК письмо, информирующее об аресте бывшего наморси и его заключении в Таганскую тюрьму. В письме содержалась просьба «назначить специальное лицо или комиссию для производства судебного расследования»^[909]

. В тот же день ЦИК принял решение «одобрить действия Наркома по военным делам т. Троцкого и поручить т. Кингисеппу в срочном порядке производство следствия»^[910].

Вокруг А. М. Щастного сразу начал складываться миф. «Щастным усиленно интересуются в тюрьме. Среди заключенных и администрации распространяются рассказы о том, что он был арестован по личному распоряжению Троцкого, в кабинете последнего, что аресту предшествовало резкое объяснение, во время которого Троцкий позволил себе говорить со Щастным таким тоном, каким любят говорить Троцкие, когда они чувствуют, что сила на их стороне; что Щастный оборвал наглеца…»^[911]

Г. А. Алексинский писал: «Спасти флот Щастный мог также лишь потому, что пользовался влиянием на матросов, что делало его еще более ненавистным для Троцкого… В Москву прибыла делегация балтийских матросов – протестовать против ареста Щастного. Они привезли ему хлеб-соль и, явившись в тюремную контору, говорили оттуда с кабинетом Троцкого по телефону, не стесняясь в матросских выражениях. Крепко говорили они и придя с визитом в морской комиссариат. Но Троцкий сумел обойти их, обещав им скорый и правый разбор дела Щастного, и они уехали восвояси, а Щастный остался в тюрьме… Он лично не возлагал особых надежд на вмешательство матросской делегации и как-то говорил… “Они люди хорошие и искренне хотели бы мне помочь. Да большевики сумеют опутать их”»^[912]. Как видим, А. М. Щастный признавал влияние большевиков на балтийских моряков, которое превышало его собственное.