Ледовый поход Балтийского флота. Кораблекрушение в море революции

14. Попустительствовал под формальными предлогами неисполнению постановления Съезда моряков, Морской коллегии и наркома Троцкого об исключении заведомых контрреволюционеров из состава флота, не исполняя тем самым прямого предписания высших властей.

15. В целях противодействия тому же постановлению и создания давления на съезд и противоправительственной агитации поставил и прочел по собственной инициативе, не имея на то никакого права и в явное нарушение положения о флоте, политический антиправительственной доклад в совете съезда флота, где доказывал вред правительственной политики, якобы явно направленной к уничтожению флота, причем проявил, по донесению Флеровского, стремление к максимальной самостоятельности и властности, доказывал ненужность арестов заведомых контрреволюционеров, одновременно опорочивал деятельность крайних партий, в том числе членов Морской коллегии и наркома Луначарского.

16. Потерпев неудачу в этом своем выступлении, вторично разгласил в тех же целях контрреволюционной агитации и восстановления масс против советской власти, вторичную секретную телеграмму Беренса относительно подготовки взрыва флота, чем вновь возбудил брожение в массах и посеял недоверие к Советской власти в составе самого съезда, выразившееся в факте посылки специальной делегации в Москву для выяснения положения.

17. Задержал всем этим принятие срочных мер по подготовке необходимого на случай опасности уничтожения флота, чем еще раз совершил новое преступление по должности, граничащее с содействием немецкому командованию и государственной изменой»^[929].

Один из мифов о суде над А. М. Щастным заключается в том, что на суде по злому умыслу Л. Д. Троцкого не были представлены свидетели. В газетных публикациях это выглядело так: «Защите Щастного было отказано в вызове свидетелей комиссаров Штарева, Шпилевского, Владимирова, Минаева, адмиралов Зеленого и Альтфатера. Со стороны обвинения были вызваны в качестве свидетелей члены морской коллегии Раскольников, Троцкий, Закс (правильно – Сакс. – К. Н

.), комиссары Блохин, Дужек и Флеровский. Из них на суд явился один Троцкий. Защита возбудила ходатайство об отсрочке процесса, в чем трибуналом было отказано. Отказано было и в вызове по телефону адмирала Альтфатера, который сейчас находится в Москве»^[930].

Сохранилась телеграфная переписка о вызове свидетелей. Еще 10 июня В. Э. Кингисепп осведомлялся, возможен ли приезд в Москву И. П. Флеровского и С. Е. Сакса^[931].14 июня в Петрограде была получена телеграмма Н. В. Крыленко о вызове на суд в качестве свидетелей И. П. Флеровского и Е. С. Блохина, причем первое заседание трибунала намечалось на 17 июня

^[932]. Из-за неявки свидетелей суд был отложен. 20 июня в 0 часов 20 минут экстренной телеграммой запрашивалось, где «Шпилевский, Штарев, Блохин и другие комиссары Совкомбалта»?^[933] Таким образом, первоначально предполагалось, что на суде выступят все свидетели из числа комиссаров, предложенные как защитой, так и обвинением. Надежда на то, что комиссары приедут из Петрограда, существовала еще за сутки до начала суда. Их неприбытие в Москву, по нашему мнению, связано с крайне напряженным политическим положением в Петрограде. Отсутствие на суде свидетелей-комиссаров было невыгодно большевикам, поскольку ослабляло позицию обвинения гораздо больше, чем позицию защиты.

Выступление представителей командного состава – А. П. Зеленого и В. М. Альтфатера, вероятно, не предполагалось с самого начала, поскольку мы не обнаружили переписки об их вызове.

Отдельно следует остановиться на вопросе, какой орган судил А. М. Щастного.

29 апреля 1918 г. в «Известиях» была помещена статья Павла Ивановича Стучки (1865–1932) «Революционные трибуналы»^[934]. Она начиналась с цитирования пункта 3 г декрета СНК «О направлении неоконченных дел упраздненных судебных установлений» от 29 декабря 1917 г.: «Дела по т[ак] наз[ываемым] политическим и религиозным преступлениям прекращаются со всеми последствиями [по ним]». Этот тезис подкреплялся цитатой из К. Маркса: «Когда революция увенчалась успехом, противников можно вешать, но не наказывать. Она может их, как побежденных врагов, устранять с пути, но не судить как преступников… это было бы трусливое лицемерие законности»^[935].

Поэтому Декрет о суде создал особые революционные трибуналы «для борьбы против контрреволюционных сил и в видах принятия мер ограждения от них революционных завоеваний»^[936].