Ледовый поход Балтийского флота. Кораблекрушение в море революции

Защитник А. М. Щастного В. А. Жданов построил свою речь на формальном соответствии действий бывшего наморси существовавшим нормативным актам. «В общем, защитник находит все предъявленные пункты обвинения мало обоснованными и ходатайствует о полном оправдании»^[948]. В том же ключе было выдержано и последнее слово А. М. Щастного. Оно завершалось словами: «С октября прошлого года я непрерывно и непосредственно состоял при управлении Балтийским флотом – и никто, никогда, ни разу и ни при каких обстоятельствах не высказал мне даже (подобного) предположения. Не дети же в конце концов делали революцию на Балтийском флоте»^[949]

.

Если на перекрестном допросе Л. Д. Троцкий практически провалился, то поведение А. М. Щастного на суде современники описывали превосходными эпитетами. «Я не могу ни за что ручаться, не зная документов, но думаю, что А. М. Щастный искренне говорил на суде о своей невиновности. Держал он себя героически, как это можно было ожидать от этого выдающегося человека»^[950], – писал В. А. Белли.

Трибунал совещался пять часов и приговорил А. М. Щастного к расстрелу. «Приговор произвел крайне тяжелое впечатление… В морских кругах высказываются предположения, что смертный приговор… будет заменен другим наказанием. Отмечают между прочим, что Щастный был утвержден в должности командующего флотом третьим матросским съездом в Кронштадте»^[951]

.

Анализируя суд над А. М. Щастным, следует ответить на несколько вопросов: почему он был таким быстрым, почему был вынесен обвинительный приговор и почему этот приговор был таким суровым?

Мы полагаем, что на первые два вопроса дает ответ дело П. Е. Дыбенко 9-18 мая 1918 г. Оно превратилось в демонстрацию против Советской власти одного из бывших наркомов, который, не стесняясь, дискредитировал своих бывших товарищей по партии и бравировал поддержкой моряков. Оправдательный приговор превратился в триумф П. Е. Дыбенко. У Верховного трибунала был прямой резон провести слушания как можно быстрее и вынести обвинительный приговор. Суровость приговора объяснялась серьезностью обвинений. Фактически это был первый случай, когда высокопоставленного советского военного обвиняли в заговоре. Однако длительное совещание членов трибунала свидетельствует о том, что они испытывали серьезнейшие колебания.

Петроградская газета «Вечернее слово» писала: «Сейчас же после приговора, вынесенного по делу Щастного, группа левых эсэров, в том числе и члены ЦИК с Карелиным и Черепановым во главе сделали официальное заявление о необходимости пересмотра дела Щастного в расширенном президиуме ЦИК… Первоначально председатель ЦИК Свердлов сослался на формальные основания, что приговор верховного революционного трибунала не подлежит кассации или пересмотру… Но после совещания с ответственными представителями коммунистической партии и советской власти и ввиду решительного настояния левых эсэров… Свердлов созвал вчера экстренное собрание президиума ЦИК»^[952].

Защитник А. М. Щастного В. А. Жданов немедленно подал прошение об отмене приговора. Оно было рассмотрено на экстренном заседании президиума В ЦИК, которое началось в 0 часов 10 минут 22 июня. ВЦИК отклонил прошение. Фракция левых эсеров немедленно сделала заявление: «Ввиду того, что постановлением президиума узаконяется смертная казнь, фракция левых социалистов] – революционеров] отзывает своих представителей»^[953]

. Подчеркнем, что это был первый смертный приговор, но далеко не первый расстрел в Советской России. Например, 24 мая 1918 г. по постановлению ВЧК был расстрелян «бандит Гживинский, один из участников налета, совершенного в марте месяце на московским военно-промышленный комитет»^[954]. 31 мая в Москве были расстреляны бывшие офицеры братья Александр Артурович (1892–1918) и Владимир Артурович (1893–1918) Череп-Спиридовичи «за государственную измену и незаконную сделку по продаже акций на пять миллионов рублей»^[955]. Эти казни прошли внесудебным порядком. Протесты левых эсеров были связаны не с неприятием смертной казни вообще, а с нежеланием применять ее как судебное средство. Протест левых эсеров против приговора стал одним из клиньев, вбитых между ними и большевиками.

Последние часы жизни А. М. Щастный посвятил написанию писем. Прежде всего, по данным А. Рабиновича, А. М. Щастный написал обращение «к личному составу Балтийского флота с горьким упреком за то, что его покинули в трудный момент». Оно было изъято председателем трибунала С. П. Медведевым и обнаружено при обыске во время его ареста в 1937 г.^[956] К сожалению, этот документ пока не опубликован.