Ледовый поход Балтийского флота. Кораблекрушение в море революции

П. И. Стучка рассуждал о том, что каждый политический строй будет защищаться от своих врагов, но в то же время «было бы смешно особо запрещать [в уголовном кодексе] свержение известного существующего строя и назначать за свержение его наказания. Простой поговорки о победителе, которого не судят, достаточно для опровержения подобных критиков… Самый декрет в смысле выбора мер ограждения ничем не ограничивает Трибунала и всякие ограничительные разъяснения, хотя бы б[ывшего] Народного Комиссара [юстиции И. 3. Штейнберга] ни для кого необязательны. Ибо для всякого ясно, что одно и то же контрреволюционное деяние в разных местностях и в разное время может и будет оцениваться различно… Перед Трибуналом нынешнего состава правильная постановка обвинения может заключаться лишь в следующем: “органы Советской власти (следственная комиссия или обвинитель) представляют вам материал о контрреволюционной деятельности такого-то и предлагают такую-то меру ограждения от него завоеваний нашей революции; выясняйте в публичном заседании правдивость нашего обвинения и дайте свое окончательное заключение, какую меру вы подтверждаете”… Всякое иное обращение к Трибуналу будет прежнее лицемерие суда над политическими врагами, опиравшегося на какую-то там законность»^[937]. Нельзя не признать, что эти рассуждения весьма логичны, тем более что не только историк, но и далекий от исторической науки гражданин может привести множество примеров из разных эпох, когда суд выполнял волю господствующей политической силы, уничтожая ее политических противников, не утомляя себя чрезмерным поиском доказательств.

По мнению П. И. Стучки, учреждение Народных судов позволяет разгрузить Революционные трибуналы от текущих уголовных дел. «В Трибуналах останется только политическая борьба, куда необходимо присоединить и шпионаж»^[938]

.

«Ныне внесен в ЦИК проект трибунала при ЦИК, который уже одобрен Сов[етом] Нар[одных] Комиссаров]… изъятие этих дел (общегосударственного значения. – К. Н.) из ведомства местных трибуналов предоставлено президиуму ЦИК или Сов[ету] Нар[одных] Комиссаров] и Нар[одному] Ком[иссару] Юстиции»^[939]

. В случае А. М. Щастного его дело было признано подсудным Верховному трибуналу постановлением Президиума ВЦИК 9 июня 1918 г.^[940]

Таким образом, дело А. М. Щастного стало первым политическим делом, которое слушалось в Верховном трибунале при ЦИК, который должен был руководствоваться изложенными П. И. Стучкой принципами.

Членами Ревтрибунала при ВЦИК были: большевики – Сергей Павлович Медведев (1885–1937) (председатель), Фриц Иванович Карклин (1894–1937), Бронислав Андреевич Веселовский (1870–1919), Генрих Иванович Бруно (Генрих-Иоганн Пфафродт) (1899–1937), Карл Андреевич Петерсон (1877–1926), левый эсер Николай Осипович Янушкевич (1886–1942) и эсер-максималист Александр Иванович Бердников (1883–1959).

Отметим, что судьбы членов трибунала вполне отражали революционную эпоху. Б. А. Веселовский вместе с другими членами делегации Российского Красного Креста был убит польскими жандармами. С. П. Медведев, Ф. И. Карклин, Г. И. Бруно были активными участниками внутрипартийной борьбы в 20-е гг. и погибли в разгар репрессий. К. А. Петерсон умер сравнительно молодым от болезни. А. И. Бердников вместе с другими эсерами-максималистами влился в РКП(б) и всю жизнь проработал на партийных постах. Н. О. Янушкевич уехал в Литву и там перешел на антикоммунистические позиции. Таким образом, из семерых членов трибунала лишь трое умерли своей смертью.

11 июня А. М. Щастный попросил назначить своим защитником присяжного поверенного Владимира Анатольевича (Анастасьевича) Жданова (1869–1932)^[941]. Казалось бы, лучшего защитника было не найти – В. А. Жданов во время Первой российской революции примыкал к большевикам, затем отошел от политической деятельности.

Как адвокат, в 1905 г. он защищал Ивана Платоновича Каляева (1877–1905), убившего московского генерал-губернатора великого князя Сергея Александровича (1857–1905), в 1907 г. – Б. В. Савинкова по делу о покушении на генерал-лейтенанта Владимира Степановича Неплюева (1847 – после 1917), а также участников Московского вооруженного восстания 1905 г. Позднее он участвовал в качестве защитника в процессе правых эсеров в 1922 г. Учитывая невозможность вызова большинства свидетелей на суд, не было ли логичнее отложить слушание дела? Вероятно, политическая ситуация оценивалась как настолько острая, что дальнейшая отсрочка была недопустима. С другой стороны, в Петрограде, видимо, положение было таким напряженным, что комиссары не могли (а может быть, и не очень хотели) выехать из Петрограда в Москву.