Ледовый поход Балтийского флота. Кораблекрушение в море революции

Среди жертв белофинского террора оказался и комиссар Б. А. Жемчужин. 8 мая его схватили на территории Свеаборгского порта, на другой день предали военному суду по обвинению в антифинской агитации и расстреляли. А. П. Зеленой протестовал перед Финляндским сенатом – высшим государственным органом страны, но безрезультатно. Очевидно, что расстрел Б. А. Жемчужина был грубейшим нарушением общепринятых норм взаимоотношений между государствами, но у Советской России не оказалось в этой ситуации рычагов воздействия на белофинское правительство. На протест А. П. Зеленого контр-адмирал Людольф Ведекинд фон Услар (1867–1939), сменивший А. Мойрера в качестве командующего немецкими морскими силами в Финляндии, цинично ответил: «комиссар Жемчужин приговорен одним из финских военных судов к смертной казни, каковая и совершена над ним 9 мая. Имеющаяся у меня выборка из актов указывает, что Жемчужин уличен в заблуждении (так! – К. Н.) финского населения и германских солдат, таким образом, он поставил себя вне той защиты, которая гарантирована русским судам и командам гангэудским договором и международным правом. Вследствие этого означенное происшествие является исключительно русско-финским делом»^[282]

. А. М. Щастный предложил в ответ выселить финских подданных из Петрограда^[283]. Но в тогдашних политических условиях это была не только бессмысленная, но и вредная мера – ведь в Петрограде оставались к этому времени преимущественно красные финны и их выдворение из Советской России означало бы для них гибель, а для Советской власти – потерю сторонников.

Еще одна проблема заключалась в том, что еще в конце 1917 г. был создан Народный военно-промышленный комитет (Вопром), целью которого было спасение имущества морского ведомства в Петрограде, Кронштадте и других местах в случае их захвата немцами путем передачи имущества специальной организации – Морскому отделу Центропрома, которая носила «частно-общественный правовой характер»^[284]

, формально являясь кооперативной организацией^[285]. По существовавшим в то время международным нормам частное имущество не могло быть объявлено военным трофеем. В Финляндии представителем Народно-промышленного комитета был контр-адмирал Ю. К. Старк. В рамках этой организации была создана «Трудовая артель работающих по делу траления мин» (Тралартель), которая должна была на коммерческих началах заниматься ликвидацией минных заграждений. Все береговое имущество флота, а также большое число тральщиков были формально выведены из состава военного флота, переданы Тралартели и подняли торговый флаг^[286]

. Но по Гангэудскому соглашению неприкосновенными должны были остаться лишь корабли под военным флагом, а коммерческие суда были в большинстве своем захвачены финнами, заявлявшими, что они имеют полное право на национализацию имущества на своей территории. Не избежали этой участи и тральщики Тралартели, с которых была грубо изгнана русская команда^[287].

И все же большинство боевых кораблей флота смогло уйти из Гельсингфорса. А. М. Щастный сыграл важную роль в организации легендарного Ледового похода Балтийского флота. Как охарактеризовал его один из участников, «великий, небывалый переход в истории народов и нашей России в частности; грустное и печальное зрелище»^[288]

. Положение флота осложнил захват финнами почти всех ледоколов. Два лучших ледокола были потеряны первыми: «Тармо» был захвачен 21 марта, а «Волынец» (бывший «Царь Михаил Федорович») – 23 (по другим данным, 29) марта 1918 г. Ходили слухи, что они были захвачены собственными командами, перешедшими на сторону немцев, хотя достоверно известно, что захватившие их финны не входили в состав экипажа, а проникли на суда под видом пассажиров. Действия захватчиков поддержали лишь немногие члены команд ледоколов^[289]. Еще один мощный ледокол – «Сампо» был захвачен еще в январе. В распоряжении Балтийского флота остался единственный мощный ледокол «Ермак», который находился в Кронштадте и не мог пройти в Гельсингфорс из-за обстрела с острова Лавенсари 29 марта 1918 г., а затем с ледокола «Тармо» 31 марта. Это вынудило «Ермак» вернуться в Кронштадт. Попытка пройти в Гельсингфорс под прикрытием крейсера «Баян» не удалась. Лишь 5 апреля «Ермак» смог выйти в Гельсингфорс под прикрытием броненосного крейсера «Рюрик»^[290].