Ледовый поход Балтийского флота. Кораблекрушение в море революции

В эти же дни в Кронштадте работал 3-й съезд моряков Балтийского флота, открывшийся 29 апреля. Согласно показаниям большевика машинного унтер-офицера эсминца «Самсон» Григория Ивановича Силина (1893–1966) на суде над моряками Минной дивизии в начале сентября 1918 г., «до открытия съезда и во время перерывов в первые дни съезда в[оенный] м[оряк] Засимук и еще делегат от яхты “Штандарт”, фамилии его я не знаю, вели определенную агитацию за свержение Советской власти. Они говорили буквально следующее: “3-й съезд Балтийского] фл[ота] имеет историческое значение, Балт[ийский] фл[от] поставил Советскую власть, он ее и должен убрать, потому что настало время»^[524]. Однако агитация Ф. У. Засимука и его сторонника не возымела действия.

13 мая съезд принял резкую резолюцию, осуждавшую выступление Минной дивизии, исключающую Г. Н. Лисаневича и Ф. У. Засимука из числа моряков и содержащую секретный пункт об их аресте и передаче в ЧК^[525]. 18 мая постановление съезда было утверждено Коллегией наркоммора, в тот же день А. М. Щастному было «поставлено на вид», что он все еще не издал приказ об увольнении двух моряков^[526]

. Заметим, что формулировка «поставить на вид» в то время означала форму взыскания, аналогичную современному выговору. Однако А. М. Щастный, пока оставался командующим, не только не издал приказ об аресте Г. Н. Лисаневича и Ф. У. Засимука^[527], но и подписал 15 мая приказ о назначении Г. Н. Лисаневича временно исполняющим обязанности эсминца «Капитан Изыльметьев»^[528].

18 мая С. Е. Сакс направил А. М. Щастному отношение с запросом о положении дел с увольнением Г. Н. Лисаневича и Ф. У. Засимука. А. М. Щастный и Е. С. Блохин ответили: «Командование флотом ожидало, что Коллегия Народного Комиссариата по Морским делам пришлет хотя бы отпечатанный на машинке издаваемый Коллегией приказ об увольнении из флота военных моряков Лисаневича и Засимука, так как в тексте приказов по Балтийскому флоту и Морскому ведомству может быть расхождение»^[529]

. Эта отписка, иначе назвать ее трудно, сразу же вызвала критику со стороны С. Е. Сакса. Он указал, что назначение и увольнение личного состава (кроме занимающих ответственные посты) – право командования флотом, постановление съезда было подтверждено Коллегией НКМД по телеграфу, поэтому дополнительный приказ не требовался, ввиду чрезвычайной ситуации увольнение могло быть произведено не приказом, а простым предписанием начальнику Минной дивизии^[530].

На следствии А. М. Щастный оправдывался тем, что по техническим причинам приказ нельзя было напечатать типографским способом^[531]. Очевидна вся надуманность этой отговорки – приказ можно было написать от руки, а размножения секретного приказа в типографии вовсе не требовалась.

По поводу этого приказа Е. С. Блохин, давая показания по делу А. М. Щастного, говорил: «Вы сами понимаете, что приказы издаются только для того, чтобы их слушались, поэтому когда я вижу, что каждый день за Лисаневичем ходит 10 матросов вооруженные, они не послушаются [приказа об аресте Г. Н. Лисаневича], то я не приводил его в исполнение… время терпит, если сегодня или завтра издадим [приказ об аресте], то все равно приказа не выполним»^[532]

.

Можно констатировать, что Минная дивизия оказалась в состоянии вялотекущего мятежа с 13 мая, когда выяснилась невозможность ареста ее лидеров флотскими властями. Такое состояние продолжалось больше месяца, до 23 июня 1918 г., когда попытка их ареста была все же предпринята, правда, и Г. Н. Лисаневич, и Ф. У. Засимук легко скрылись, но часть кораблей Минной дивизии была разоружена.

Эта коллизия является прекрасной иллюстрацией того факта, что попытка «употребить власть» со стороны большевиков на флоте весной-летом 1918 г. могла просто провалиться. Очевидно, что А. М. Щастный учитывал данное обстоятельство и низко оценивал возможности Советской власти применить насилие. Это не могло не укреплять его уверенность, что лидер, опирающийся на поддержку моряков, способен творить политические чудеса.

Резолюция Минной дивизии сразу же вызвала большой интерес у руководства Наркомата по морским делам. 15 мая из Москвы был запрошен ее текст, который и был выслан в ночь на 16 мая^[533]

. Однако телеграмма с резолюцией то ли была потеряна в Москве, то ли не дошла до адресата, поскольку ее снова запрашивали уже для следствия по делу А. М. Щастного 11 июня^[534]. Выслана она была только после повторного напоминания 20 июня^[535].

После митинга в Морском корпусе в Минной дивизии наступило затишье, которое было прервано лишь 25 мая. В этот день утром «общее собрание рабочих Обуховского завода и моряков Минной дивизии постановило о совместном выступлении против властей»^[536].