Ледовый поход Балтийского флота. Кораблекрушение в море революции

Сохранилось свидетельство о митинге одного из его главных участников – А. В. Луначарского. «Тов. Раскольников уведомил меня о том, что ведется интенсивная эсэровская, а за нею и офицерско-белогвардейская агитация в минной эскадре флота под нелепым лозунгом “диктатуры флота в Петрограде”… Я очень хорошо помню матросское собрание на Васильевском острове [в Морском корпусе], где мне и тов. Раскольникову пришлось вступать в дискуссию перед матросскими массами с руководителями этого движения. Выступал целый ряд офицеров с горячими патриотическими речами и один молодой лейтенант, фамилии которого я не помню, она позднее была выяснена (Г. Н. Лисаневич. – К. Н.), – развивал целую определенную программу этой “диктатуры флота”… Мы доказывали, что за этой диктатурой стоит диктатура нескольких офицеров, помазанных жидким эсерством, и несколько лиц еще более неопределенных, со связями, уходившими через иронически улыбающегося Щастного в черную глубь… Настроение среди матросов минной эскадры было такое, что во время речи тов. Раскольникова нельзя было быть уверенным, что кто-нибудь не выстрелит в него или что не произойдет рукопашной. Однако ответственные руководители матросских организаций флота с такой энергией отвечали минным эсэрам и так определенно заявляли им, что “разделают их под орех” при малейшей попытке к восстанию, что шансы, казалось, уравнивались, и эсэровские подстрекатели стали говорить будто бы в примирительном тоне…»^[517]

Не следует удивляться тому, что А. В. Луначарский называет Г. Н. Лисаневича лейтенантом – во-первых, в то время уже не носили знаков различия, а во-вторых, среди штатских было принято называть молодых флотских офицеров лейтенантами, тогда как чин «мичман» был значительно менее известен вне флотской среды. Можно вспомнить Н. С. Гумилева: «Лейтенант, водивший канонерки под огнем неприятельских батарей…»^[518]Что касается связей лидеров митингующих, «уходивших в черную глубь», то А. В. Луначарский пользовался здесь преимуществом послезнания, когда к 1922 г. вскрылась нелегальная антибольшевистская работа правых эсеров.

Главный комиссар Е. С. Блохин вовсе не понял, что произошло. Даже в начале июня он считал, «что касается [Петроградской] коммуны, то это не потому, что она не нравится, а потому, что они распоряжаются военной частью, они (авторы резолюции. – К. Н.)

только против этого шли, когда им разъяснили, то они согласились. Резолюция была изменена. Лисаневича я знаю, когда он приходил в Центробалт, он говорил, может быть, не так, как нужно»^[519].

В работах историков звучат утверждения о том, что на митинге в Морском корпусе резолюция Г. Н. Лисаневича и Ф. У. Засимука была «в основном одобрена», звучали призывы вручить власть в городе лично А. М. Щастному, а попытки А. В. Луначарского и Ф. Ф. Раскольникова переубедить собравшихся ни к чему не привели и их чуть ли не избили^[520]

. В изложении «Новой жизни» митинг завершился иначе: «Собрание должно было приступить к голосованию резолюции минного отряда (вынесенной 11 мая. – К. Н.). Один из моряков, подводя итоги высказанному на собрании, сделал резкое заявление по адресу Раскольникова. Оскорбленная этим часть матросов заявила, что ввиду [произнесенного оскорбления комиссару они не дадут больше никому выступать и закрывают собрание. В зале поднялся такой шум, что президиум счел за лучшее прервать заседание, [митинг] так и не приступил к голосованию резолюции минного отряда»^[521]

. Такой финал собрания подтверждает и П. Ф. Гуркало: «Я вышел на середину заседания и обратился к присутствующим с призывом, чтобы все сторонники Советской власти покинули заседание и вышли из зала, за мной пошли мои сотоварищи, а вскоре все покинули заседание, даже те, которые так яро поддерживали резолюцию [Минной дивизии]»^[522].

Таким образом, моряки не изгоняли с позором с митинга Ф. Ф. Раскольникова и А. В. Луначарского. Ни один источник не подтверждает призывов вручить власть А. М. Щастному. Этот мотив не звучит даже во время следствия и суда по его делу. Мы полагаем, что сам А. М. Щастный был бы против подобного рода лозунгов. Он вполне комфортно чувствовал себя внутри системы коллегиальных органов управления, которые фактически направлялись им, но создавали иллюзию демократических порядков. Вероятно, опыт Гражданской войны, когда белые формирования возглавили «генералы с палкой», отразился на мемуарных текстах и современники начали «вспоминать» то, чего не было, но что логически вытекало из происходившего. Возможно, что в памяти произошло смешение событий 12 мая с собраниями делегатов Минной дивизии и митингами 25, 27 и 31 мая^[523], о которых речь будет дальше.