Легенда о Вороне и Лотосе

Я не хотела отвечать. Я знала: еще немного – и мои руки задрожат. Я знала: еще немного – и струна начнет рваться. Я взяла кувшин и отпила прямо из него. Мои глаза устало закрылись, отчаянно моля Небеса, чтобы Бай Син исчез. Я хотела, чтобы он оказался всего лишь воспаленным призраком. Ведь он мерещился мне когда-то, давно, очень давно. Но он все еще сидел передо мной.

– Почему вы здесь, Глава Бай?

– Дело Учения.

– Это мое дело.

Мой голос опал.

– Я бы хотела закончить его сама.

– Чтобы никто не узнал, что Юэ Гуан была дочерью почтенного семейства Сан?

– Вы знаете? – Новый глоток вина согрел мое дыхание, и я почувствовала, что дрожь отступает. – Вы знаете? Да что вы знаете?

Я почти злилась на него. Я бы злилась на него, если бы имела право.

– Я знаю, что Сан Хуа была старшей дочерью первой жены, но стоило той скончаться, вторая жена продала девочку в весенний дом. Ее отец заботился о чести своей семьи больше, чем о пропавшей дочери. Вскоре всем было объявлено, что юная госпожа не перенесла смерти матери и скончалась от горя.

Я почти ненавидела его в этот момент. За то, что все это звучало из его уст так холодно и просто.

– Сан Хуа была помолвлена с другом детства. Но, мечтая о славе и почестях воина, он еще юношей покинул Хэши и отправился в столицу. Он вернулся спустя четыре года и лишь тогда узнал о ее смерти. В пылу пьяной драки он убил молодого господина другого почтенного рода и был вынужден бежать из города.

– Вы…

– Он долго скитался, пока не оказался в Драконьих Горах. Там вокруг него собрались люди. Он принял новое имя и стал главой Союза Лунного Серпа. А после вашим наставником. Когда он впервые встретил знаменитую красавицу Юэ Гуан, он не признал в ней своей детской любви Сан Хуа. Лишь один человек знал ее тайну, сын хозяйки весеннего дома – Чи Дянь. Вернувшись в Хэши после долгих странствий, он пытался добиться расположения Юэ Гуан. Прошло немало лет, прежде чем он понял, что она никогда не забудет своего жениха, которого не раз спасала, оставаясь в его глазах лишь падшей красавицей. Не так давно Юэ Гуан покончила с собой, выпив яд, чтобы Чи Дянь никогда не рассказал правду о ней и не опозорил род ее отца.

Да, я ненавидела его.

– Верно?

– Нет.

Все было не так. Так, но иначе. Не его холодным спокойствием, а болью, раскручивающей вены острой спиралью.

– Есть ли что-то, что вам неизвестно, господин Бай?

Было ли ему известно, что перед ним сидит У Минчжу? Я не хотела в это верить. Там, у дна самой темной реки из моих кошмаров, я верила, что при встрече с дочерью убитого Главы У его лед покачнется, его взгляд дрогнет.

– Мне неизвестно то, чего я не желаю знать.

Верно. Бесследно пропавшая У Минчжу была куда выгоднее, чем живая и требующая расплаты. Пока он не хотел знать, он не знал. Я хотела бы быть такой, как он. Но я не могла. У меня не получалось. С самого детства. Может быть, это от того, что у него просто не было сердца? Черная пустота, черная, как его глаза. «Никогда не бей, прежде чем взглянешь противнику в глаза. Они расскажут тебе о нем больше, чем его меч». Цзе Цзин был хорошим наставником. Честным и безжалостным. Мысль о наставнике страхом полоснула горло. Бай Син знал. Знал все. Возможно, знал еще до того, как позволил Главе Союза Лунного Серпа присоединиться к Учению Лотоса.

– Вы же не говорили об этом Цзе Цзину?

Он молчал. Его спокойные глаза изучали мое лицо. Его забавляло мое беспокойство? Моя беспомощность? Или все это было тем, что он не желал знать?

– Чужие тайны мне не принадлежат.

– Пока они не выгодны вам.

– Я слышу в вашем голосе упрек.

– А в вашем я не слышу ничего. Ничего, будто холодный ветер срывает снег.

Это говорила не я, а вино.

– Вы когда-нибудь пытались уснуть в метель? Ветер кружит, равнодушным безмолвием засыпая остывающее лицо. Это ваш голос.

– Это вино стоило открыть раньше.

– Неправда.

– Оно уже стало горчить, вы не чувствуете, госпожа Гао?

– Любая сладость однажды станет горечью, господин Бай. Так не лучше принять это сразу?

Он не ответил, только посмотрел в окно и тихо произнес:

– Скоро рассвет. Вам стоит поспать.

Он поднялся. Мне хотелось крикнуть ему: «Уходи! Зачем ты только пришел!» Наверное, он услышал. Надеюсь, он не услышал. Он ушел, и в комнате стало так тихо, что я почувствовала, как дрожь опять пробирается ко мне. Вино и правда горчило. Я опустилась на пол и прижала колени к груди. Я хотела прогнать эту слабость. Я так хотела сдавить ее. Но в такие минуты я всегда проигрывала. Я закрывала глаза и тонула. В этой темной воде, заглатывающей смертью, не было даже равнодушного снега.

12