Легенды губернаторского дома

Мастер ответил не сразу. Он пораженно смотрел на ползающего по ковру упитанного малыша – на маленького ребенка, загадочно возникшего из глубин бытия, но такого плотного и крепкого, что он казался сделанным из самого прочного материала, каким только обладает земля. Этот веселый резвый карапуз подполз к незнакомцу и, усевшись на пятую точку, как выразился Роберт Дэнфорт, уставился на Оуэна такими смышлеными и внимательными глазами, что его мать невольно обменялась с мужем полным гордости взглядом. Но мастера этот взгляд встревожил, поскольку напомнил ему привычное выражение глаз Питера Ховендена. Ему представилось, будто старый часовщик сжался до размеров ребенка и глядел на него детскими глазами, язвительно повторяя вопрос: «Красота, Оуэн! Как подвигается работа над красотой? Тебе удалось ее создать?»

– Удалось, – ответил мастер, на мгновение торжествующе сверкнув глазами и лучезарно улыбнувшись, однако улыбка эта была окутана такими глубокими раздумьями, что казалась почти печальной. – Да, друзья мои, это так. Мне удалось ее создать.

– Правда? – воскликнула Энни, и лицо ее вновь озарилось озорной девичьей веселостью. – А теперь-то можно спросить, в чем ее секрет?

– Конечно, я затем и пришел, чтобы вам его открыть, – ответил Оуэн Уорленд. – Вы его увидите, потрогаете и узнаете! Поскольку, Энни – если мне еще позволено так обращаться к подруге мальчишеских лет, – я сработал этот одухотворенный механизм, эту движущуюся гармонию, эту таинственную красоту в подарок на твою свадьбу. Подарок запоздалый, это верно, но по мере того как мы движемся по жизни, когда меркнет свежесть красок, а души теряют тонкость восприятия, дух красоты становится все нужнее. Если… прости, Энни… если ты сможешь… оценить этот подарок, он никогда не станет запоздалым.

С этими словами он вынул предмет, похожий на шкатулку для драгоценностей. Вещица была вручную вырезана из черного дерева, а внутри выложенный из жемчужин узор изображал мальчика в погоне за бабочкой, которая затем превращалась в крылатого духа и взмывала к небу. Тем самым исполнялось желание мальчика – или юноши – взлететь с земли на облако, а оттуда – к небесам, чтобы познать красоту. Мастер открыл шкатулку и попросил Энни коснуться ее пальцами. Она так и сделала, но тихонько вскрикнула, когда бабочка выпорхнула из шкатулки и уселась ей на кончик пальца, помахивая роскошными лиловыми в золотых крапинках крыльями, словно собираясь взлететь. Невозможно передать словами всё великолепие и блеск этой бабочки. В ней в совершенстве воплотился идеал матери-природы – не то блеклое насекомое, что порхает среди земных цветов, а то, что летает над райскими кущами, забавляя крошек ангелов и чистые души младенцев. Крылья покрывал густой пушок, а глаза, казалось, были преисполнены духовного порыва. На это чудо падал свет от камина и отблески свечей, но оно и само светилось беловатым сиянием, словно драгоценный камень. При совершенной красоте бабочки размеры не имели никакого значения. Если бы крыльями она упиралась в поднебесье, ее вид все так же ласкал бы глаз и душу.

– Вот прелесть! Вот прелесть! – воскликнула Энни. – Она живая? Живая?

– Живая? Конечно, живая, – ответил ее муж. – Думаешь, у простого смертного хватит умения сделать такую бабочку, да и возьмет ли он на себя труд ее смастерить, если любой ребенок сможет летним днем наловить их целую пригоршню? Живая? Разумеется! Но вот дивная шкатулка, несомненно, сработана нашим другом Оуэном и впрямь делает ему честь.

В это мгновение бабочка снова взмахнула крыльями, да так натурально, что Энни поразилась и даже ощутила благоговейный страх, поскольку, в отличие от мужа, она еще не до конца поняла, что это: живое существо или удивительный механизм.

– Она живая? – повторила она, но уже серьезнее, чем раньше.

– Сама суди, – ответил Оуэн Уорленд, пристально глядя ей в глаза.

Бабочка вспорхнула ввысь, покружила у Энни над головой и улетела в дальний угол гостиной, но не пропала из виду благодаря свечению, похожему на звездное, которое озаряло ее при каждом взмахе крылышек. Сидевший на полу ребенок проводил ее сосредоточенным взглядом. Облетев комнату, бабочка описала спираль и снова села на палец Энни.

– Но ведь она живая?! – снова воскликнула та, а палец, на который приземлилось это чудесное великолепие, задрожал так, что бабочке приходилось помахивать крылышками, чтобы не упасть. – Скажи мне, она живая, или ты ее сделал?

– Зачем спрашивать, кто ее создал, если она прекрасна? – отозвался Оуэн Уорленд. – Живая? Да, Энни, вполне можно сказать, что она наделена жизнью, поскольку она впитала в себя мою сущность. Секрет этой бабочки в том, что она – воплощение чувств, воображения и души Мастера красоты! Да, я ее создал. Однако… – Тут выражение его лица несколько изменилось. – Теперь эта бабочка означает для меня совсем не то, что я видел в юношеских мечтах.