– Запомни: в этом доме никому не кланяйся. Им такое не понравится, – сказал Галлоглас, поправляя Маркусу мятый и грязный шейный платок. – Твоя мать искренне старалась привить тебе хорошие манеры, но здесь, парень, Франция.
Этот обрывок сведений Маркус поместил в изрядно переполненный уголок своего мозга, чтобы потом во всем обстоятельно разобраться.
– Скоро ты встретишься с женщиной по имени Франсуаза. Как бы аппетитно она ни пахла, не вздумай с ней заигрывать. Шарль отвалтузит тебя скалкой, даже если ты просто задержишься на ней взглядом, – продолжал Галлоглас, попутно одергивая одежду на Маркусе. – И ни в коем случае, ни при каких обстоятельствах не играй в карты со своей теткой Фанни.
Карета наполнилась соблазнительными запахами. Пахло пирожными, лимоном, крахмалом и еще чем-то. Трое варгов принюхивались, как волки, почуявшие невесть откуда появившуюся косулю. Желая увидеть источник запахов, Маркус выглянул в окошко кареты.
– Oh la vache! – закричала рослая, костлявая и вдобавок изрядно голосистая женщина. – Qu’est-ce que c’est?[21]
– Не волнуйтесь, мадемуазель Франсуаза! – Хэнкок выпрыгнул из кареты и взял женщину за руку. – Мы привезли всего-навсего скулящего младенца, который не представляет для вас никакой опасности.
– Младенца! – воскликнул Маркус, сердясь, что его так называют.
Он убивал английских солдат, спасал жизнь десяткам американских и французских патриотов, ассистировал при нескольких ампутациях и пил кровь у одного ворюги и головореза, которого случайно убил в Ньюберипорте. Не был он младенцем!
А вот девственником он был, и дрожащие губы Франсуазы вызвали его живейший интерес. Полные, влажные, обещавшие наслаждение. К тому же она божественно пахла.
Франсуаза прищурилась и плотно сомкнула чувственные губы.
– Это Маркус. Новое творение Мэтью. Нам подумалось, что можно будет оставить его у Фанни, – сказал Галлоглас, вылезая из кареты и ослепительно улыбаясь Франсуазе.
На теплокровную женщину его улыбка, быть может, и подействовала бы, но не на варга. Франсуаза скрестила руки на груди, отчего сразу стала шире, и пренебрежительно усмехнулась:
– Его нельзя здесь оставлять. Мадемуазель Фанни нет дома.
– Понятно. Тогда не будем задерживаться и отвезем его к Филиппу. А потом, когда твой дед начнет метать молнии, удерем из Парижа подальше, – предложил Дэви, вытирая лоб рукавом.
– А где она? – спросил Галлоглас и устремился в дом; никто не преградил ему путь, а Франсуаза поспешила следом. – В Дании? В Сет-Туре? В Бургундии? В Лондоне?
– Нет, милорд. Мадемуазель Фанни сейчас в доме доктора Франклина. Помогает ему с перепиской. – Франсуаза сердито посмотрела на Маркуса, словно это он был виноват в отсутствии ее хозяйки.
– С перепиской? Ну-ну. Старый распутник! – Хэнкок вновь зашелся кашляющим смехом.
– Франсуаза, если не возражаешь, мы подождем ее возвращения в гостиной. А Шарль, быть может, соорудит что-нибудь для юного мастера Маркуса, – с неизменной веселостью произнес Галлоглас. – А то наш бедный ягненочек совсем проголодался от обилия впечатлений.
Франсуаза сочла Маркуса слишком неотесанным и грязным, чтобы допустить в хозяйскую гостиную, и отвела его на кухню.
Шарль, заправлявший в этом подвальном логове, не был женщиной и не распространял такой соблазнительный запах, как Франсуаза, однако, проведя с ним полчаса, Маркус был готов в него влюбиться. Едва взглянув на Маркуса, Шарль усадил его в кресло около очага. Повар принялся искать по всем шкафам и кладовым, стараясь приготовить Маркусу угощение, которое уняло бы аппетит и успокоило желудок гостя.
Вскоре Маркус уже потягивал опьяняюще вкусную смесь из красного бургундского вина, которое он пробовал впервые, и крови нормандского лесного голубя. Маркус одолел половину бокала, когда в кухне появился высокий светловолосый варг. В этом существе странным образом сочеталось мужское и женское, обаяние и агрессия, добродушие и бравада. Длинные льняные локоны и подол платья из легкой ткани указывали на женщину. Облегающий армейский мундир с медными пуговицами и мишурой, треуголка с красно-бело-синей розеткой, пистолет за поясом и кюлоты, проглядывавшие сквозь полупрозрачный подол, а также тяжелые сапоги говорили о мужском начале.
– Bon sang[22]
, откуда этот запах?! Никак Мэтью возвратился с войны побитым псом?Теплое контрально рассеяло сомнения Маркуса. Перед ним была женщина.
Вспомнив о хороших манерах, но забыв, что он теперь варг, Маркус вскочил на ноги, чтобы вежливо встретить представительницу прекрасного пола, вскочил так резко, что выплеснул вино из серебряного бокала, а подлокотник кресла угрожающе затрещал.
– Да он же совсем младенец! – заворковала женщина, изумленно распахнув голубые глаза.
– Зачем ты это делаешь? – спросила она по-английски, но со странным акцентом. – Немедленно прекрати. Шарль, почему он кланяется?
– Le bébé est américain[23]
, – ответил Шарль, кривя рот, словно съел нечто кислое.– Весьма полезно, – объявила женщина. – В нашей семье их еще не было.