– Маркус, мы должны наполнить твой разум новыми переживаниями и опытом, – как-то вечером объявила Фанни. – Иначе все, что ты знаешь, быстро тебе наскучит и ты можешь погрузиться в хандру, как моя сестра Стасия. Жуткое состояние, когда всем пресытился и уже ничего не хочется. Но ты не волнуйся. Я написала своей подруге. Она появится здесь вместе с удивительными идеями твоего дальнейшего развития.
Стефани-Фелисите Дюкре де Сент-Обен, графиня де Жанлис, получив призыв о помощи, приехала к Фанни прямо из оперы, не досмотрев представления. Ее наряд чем-то напоминал весенний закат: шелковые одежды лавандового и синего цвета, расшитые блестками. Пышный напудренный парик на голове гостьи был похож на облака. На шее графини на небесно-голубой ленточке висел лорнет, сквозь который она и оглядела Маркуса.
– Замечательное существо! – на безупречном английском произнесла она, закончив осмотр.
– Да, однако он все еще остается младенцем, – печально вздохнула Фрейя. – Стефани, мы должны, не жалея усилий, готовить месье Маркуса к встрече с его дедом. Давай незамедлительно устроим ему экзамен.
Фанни и мадам де Жанлис принялись за дело. Они выстреливали вопросы (на английском) и комментарии (на французском) так быстро, что Маркус не успевал даже понять, а потом и вовсе оставил свои попытки. Маркус уже не старался угадать, будет ли очередной перечень вопросов касаться его опыта в общении с женщинами (как оказалось, трагически малого), образования (скверного до безобразия) или манер (потешно старомодных, но он обязательно должен оставить скверную привычку кланяться слугам).
– Хорошо, что Le Bébé не нуждается во сне, – заметила мадам де Жанлис. – Если мы будем без устали трудиться день и ночь, глядишь, к середине лета он окажется готов для встречи с твоим отцом.
– Стефани, у нас нет шести месяцев, – сказала Фанни.
– Скажите спасибо, если у вас будет шесть дней, – мрачно предрекла Франсуаза, слышавшая разговор.
– Six jours! – Мадам де Жанлис была в отчаянии. – Франсуаза, вы должны что-то сделать! Поговорите с мадам Мартой. Пусть убедит Филиппа и Изабо на время покинуть Париж. Почему бы им не пожить при дворе?
– Изабо ненавидит Версаль. И потом, новости из Парижа очень быстро достигают дворца, – сказала изрядно встревоженная Фанни.
– Они вполне могли бы провести зимние месяцы в Блуа или даже в Сет-Туре. Фанни, предложи им это, – настаивала мадам де Жанлис.
– Отец сразу раскусит мою затею. Нет, Стефани, мы должны быть смелыми и беспощадными, чтобы в короткий срок научить Le Bébé всему, что сможем. Страх обнаружения обострит наше внимание и пробудит в нас новые возможности. Как говорит доктор Франклин, энергия и напористость способны победить любые препятствия!
Дни и ночи Маркуса превратились в головокружительную череду разнообразных занятий. Его не особо волновали успехи во французском, латыни или танцах. Фехтование давалось ему лучше. Гораздо больше ему нравились разговоры о философии и политике в богатой библиотеке Фанни. Маркус еще не видел такого обилия книг, собранных в одном месте. Мадам де Жанлис была прекрасно начитана и обладала острым умом, а это означало, что Маркусу приходилось попотеть, чтобы поддерживать с ней разговор на равных, даже если темой разговора был Томас Пейн. Но больше всего Маркус любил их прогулки по парижским улицам.
– Париж – лучший учитель, – провозглашала мадам де Жанлис, когда они пересекали Сену и углублялись в узкие, извилистые улочки острова Сите.
Втроем они наблюдали, как мясники режут коров и как проститутки из борделя мадам Гурдан совершают послеполуденные омовения. Поскольку Маркуса не оставляла страсть к Франсуазе, хотя умом он и понимал, что близости с ней у него никогда не будет, однажды они провели замечательное утро среди bateaux-lavoirs[25]
на Сене. Вокруг терпко пахло крахмалом и мылом. За несколько су Маркус получил там чашку крови прачек. Следующим был запах пороха. Ранним утром, охотясь в Венсенском лесу, они стали невольными свидетелями ожесточенной дуэли. Затем настал черед типографий. Запах влажных страниц и типографской краски притягивал Маркуса, словно опилки к магниту.