Легенды крови и времени

– Как вам известно, месье Марат, я принадлежу к противникам высшей меры наказания, – сказал Гильотен. – Но уж если обстоятельства заставляют отправлять преступников на казнь, пусть она будет быстрой и безболезненной. И пусть сама процедура казни станет единообразной и надежной.

– Сомневаюсь, что Бог согласился бы даровать злодеям безболезненную смерть, – возразил Маркус.

Он обшаривал глазами зал, ища того, кто мог бы принести ему выпивку. Вероника поймала его взгляд и открыла рот от удивления, увидев, в какой компании он сидит.

– Механические палачи нуждаются в усовершенствовании, – продолжал Гильотен, будто не слыша слов Маркуса. Он обращался прежде всего к Мэтью; тот внимательно слушал. – Орудия смерти есть в Англии и Шотландии, но там используются топоры. Их лезвия довольно грубы, калечат позвоночник и скорее отрывают, а не отсекают голову от тела.

Марат еще глубже впился себе в шею, безуспешно пытаясь унять одолевший его зуд. От расчесов выступила кровь. У Мэтью раздулись ноздри. Маркус смотрел, как отец справляется с позывами, одолевавшими всех вампиров. Шевалье де Клермон был известен своим потрясающим самообладанием. Маркус завидовал отцу. Марат был его другом и демоном, однако металлический запах крови и сейчас наполнял рот Маркуса слюной.

– Мне нужно с тобой поговорить, – шепнул Маркусу Мэтью.

Маркус даже не заметил, когда это отец успел оказаться рядом с ним. Он нехотя поднялся из-за стола, оставив Марата и Гильотена. Его привлекал не разговор, а перспектива притушить внезапную жажду. Мэтью повел сына к замызганной стойке, где Вероника разбавляла кровь вином. Она протянула Маркусу высокий бокал.

– Пей, – встревоженно шепнула Вероника.

По вампирским меркам, Маркус был еще слишком молод, чтобы без риска для себя находиться в толпе теплокровных.

Мэтью дождался, пока Маркус наполовину не осушит бокал, и лишь тогда заговорил.

– Думаю, тебе стоит держаться подальше от Марата. От него сплошные беды, – посоветовал сыну Мэтью.

– Тогда и от меня сплошные беды, – запальчиво ответил Маркус. – Ты можешь повелевать мной, заставлять изучать право, ограничивать в деньгах, запрещать работать. Но выбирать мне друзей ты не можешь.

– Если будешь упорствовать, тебя ждет разговор с Филиппом.

Мэтью вновь перешел на английский. Когда де Клермонам требовалась бóльшая приватность в разговоре, они часто переходили на языки, незнакомые окружающим.

– Деду все равно, чем я занимаюсь. – Маркус опять глотнул живительной смеси. – Он ловит рыбку покрупнее, чем мы с Жаном Полем.

– Во время революции любая рыба может стать крупной, – возразил Мэтью. – Каждый из нас, кто поднимает зыбь, каким бы ничтожным он ни был, способен изменить ход событий. И ты, Маркус, это знаешь.

Возможно, Маркус это знал, но он не собирался уступать требованиям отца. Париж стал его родным городом. Маркусу было хорошо среди парижской ремесленной бедноты. Здесь он чувствовал себя куда уютнее, чем в гостиной Изабо или на аристократическом балу с Фанни.

– Возвращайся на остров Сите. Твоя среда там, – сказал отцу Маркус. – Уверен, Жюльет тебя заждалась.

Маркусу не нравилась подруга Мэтью. Мягкие, щедрые губы Жюльет говорили одно, а жесткие, опасные глаза – совсем другое.

Мэтью прищурился. Маркус с удовлетворением подумал, что его выстрел достиг цели.

– Я в состоянии сам позаботиться о себе, – упрямо заявил Маркус, переводя взгляд на недопитый бокал.

– Когда-то мы все так думали, – тихо произнес Мэтью и бросил на стойку запечатанное письмо. В красно-черную печать была вдавлена старинная монета. – Ты не можешь сказать, что я не пытался решить это иным способом. Надеюсь, ты успел насладиться свободой, равенством и братством. Но в семье де Клермон эта пора никогда не бывает слишком затяжной.

Маркус сидел в заднем помещении «Улья», ощупывая раны. Одежда на нем была запачкана и порвана. Этот день в конце января выдался на редкость холодным. Основную часть времени Маркус провел, участвуя в революционных действиях и рискуя жизнью.

– Ты никак забыл, чтó это означает?

Филипп подбросил старинную монету и ловко поймал ее, не дав упасть.

Маркус покачал головой. Монета означала приказ немедленно явиться к деду. Он это знал наравне со всеми в семье де Клермон. Выполняй приказ или расхлебывай последствия. Прежде Маркус бросал все дела и спешил к Филиппу. Нынче ему предстояло узнать, какая расплата ждет его за то, что он месяцами игнорировал приказы деда.

– Дед, мы побеждаем. Мы захватили старый монастырь, – ответил Маркус, надеясь, что отвлекающий маневр сработает.

Однако Филипп был полководцем, закаленным множеством войн. Вряд ли на него могла подействовать такая ничтожная новость, как захват старого, разваливающегося монастырского здания в убогой части Парижа. Одна рука Филиппа обвилась вокруг шеи Маркуса, другая продолжала сжимать монету.

– Где Марат? – спросил Филипп.

– Удивлен, что ты до сих пор не знаешь.

Даже сейчас Маркус не мог противиться желанию подразнить деда, хотя Филипп был гораздо старше, опытнее и проворнее. Маркус и ахнуть не успел бы, как оказался бы скрученным в бараний рог.