Легенды крови и времени

Я взмыла в воздух, вылетела из кухни, поднялась наверх и прямо с башни бросилась навстречу шепчущему ветру.

В этот раз никто не пытался помешать моему полету.

В этот раз я не упала на землю.

В этот раз я доверилась своей магии.

В этот раз я летала.

Мэтью стоял на парапете, дожидаясь моего возвращения из незапланированного полета. Невзирая на ясный солнечный день, он развел костер и специально бросал туда хвойные ветки, дававшие обильный дым. Казалось, он делал все, чтобы я нашла дорогу домой. Еще издали я увидела густой столб серого дыма, поднимавшегося в синее небо.

Мои ноги коснулись деревянного настила, но и тогда Мэтью не двинулся с места. Напряжение и беспокойство превратили его тело в тугую пружину. Тогда я сама пошла к нему: сначала медленно, а потом помчалась. Мэтью раскрыл руки, имевшие нежную силу ангельских крыльев.

Я уткнулась ему в грудь, вжалась в него. Я устала физически и эмоционально и до сих пор находилась в замешательстве от случившегося. Понежившись несколько минут в объятиях мужа, я чуть отстранилась, чтобы видеть его глаза. Мэтью ждал моих объяснений.

– Ограждающее заклинание, которое наложили мои родители, не было одномоментным ритуалом, – начала я. – Они делали это постепенно, месяц за месяцем. Родители начали с незаметных сдерживающих ниточек и маленьких гирек, подавляющих мою магию. Я хотела, но не могла летать. Хотела, но не могла силой заклинания разжечь огонь. А к тому времени, когда в наш дом пожаловал Нокс, им не оставалось ничего иного, как связать меня по рукам и ногам. Родительские узлы держали крепко.

– Получается, пытаясь закрепить Филиппа на стуле, я пробудил твои воспоминания, – прошептал потрясенный Мэтью.

– Это стало последней каплей. Думаю, на меня сильнее подействовали воспоминания Маркуса о Филиппе-старшем, о тайной руке, направлявшей все его действия. Они-то и проломили стены, которыми я окружила свои воспоминания.

Внизу, на зеленой траве, близнецы играли с Аполлоном, весело болтая между собой. Негромкие всплески подсказывали, что Маркус ловит рыбу во рву. Взрослые о чем-то говорили. До меня долетали лишь приглушенные голоса. Но там были вампиры с обостренным слухом, и мне не хотелось, чтобы мой разговор с Мэтью стал достоянием их ушей.

– Воспоминания не самое худшее. Худшее – это страх. И не только мой, но и моих родителей. Умом я понимаю: это было давным-давно. А по ощущениям кажется, что все происходит сейчас. – Я понизила голос до шепота. – Меня не оставляет жуткое ощущение, будто вот-вот случится нечто ужасное. Словно вернулись приступы беспокойства, но уже в обостренном варианте.

– Именно так память о травме и всплывает на поверхность, – тоже шепотом произнес Мэтью.

– О травме? – Это слово вызывало картины жестокости и насилия. – Нет, Мэтью. Травма здесь ни при чем. Я любила родителей, и они меня любили. Они старались меня защитить.

– Естественно, они стремились тебе помочь, оградить, направить. Но когда ребенок обнаруживает, что родители с ранних лет выбирали ему жизненный путь, невозможно избавиться от ощущения предательства.

– Как и у Маркуса.

Мне бы в голову не пришло сравнивать своих родителей с Филиппом де Клермоном. Они были слишком не похожи на него и в то же время… пугающе схожи.

Мэтью кивнул.

– Эта семейная традиция заканчивается здесь и сейчас, – хрипло заявила я. – Я не стану накладывать на наших детей никаких ограничивающих заклинаний. Мне все равно, если Бекка перекусает всех вампиров Франции, а Филипп соберет целый эскадрон грифонов. Довольно поводков. И Болдуину придется с этим смириться.

Мэтью улыбался во весь рот.

– Значит, ты не рассердишься на меня, если я скажу, что уничтожил все образцы крови и волос близнецов, не проведя никаких тестов? – спросил он.

– Когда?

– Перед Рождеством. Мы тогда находились в Олд-Лодже. Мне подумалось, что неопределенность – лучший подарок, какой я мог сделать Ребекке и Филиппу.

– Спасибо, – прошептала я, крепко обняв мужа за шею.

Впервые в жизни меня сильно обрадовала невозможность получить все ответы.

День продолжался. Дети спали на ковре в библиотеке. После того как я вернулась из незапланированного полета, они липли ко мне, не желая отходить ни на шаг. Мне и самой хотелось быть рядом с ними.

Нити вокруг Филиппа и Бекки мерцали и вспыхивали в такт их глубокому дыханию. Близнецы привыкли находиться рядом в моем чреве, но даже сейчас не утратили связующих нитей. Может, у близнецов всегда так? Прервется в дальнейшем их тесная связь или со временем нити сами ослабнут и растянутся?

Бекка провела ручонкой над головой. От ее локтя протянулась переливчатая серебристая нить. Я проследила весь путь нити: через стенку колыбели, обмотавшись вокруг одной ножки, нить змеилась по полу и тянулась прямо… к большому пальцу на моей ноге.

Я слегка шевельнула ногой. Ручонка Бекки вздрогнула, потом снова расслабилась.

Мне в спину уперся холодный взгляд. Смутившись, что Мэтью застал меня за покушением на независимость нашей дочери, я обернулась.