В последний день траверса, когда до вершины оставались самое большее несколько десятков метров по высоте по простому пути, внезапно стало плохо очень уважаемому в альпинистской среде и старшему по возрасту во всей команде мастеру спорта Вано Галустову. Игорь Ерохин, располагая многолюдной командой, разумеется, не отменил по этой причине последний бросок команды к вершине, чтобы не лишить ее заслуженной победы. Он просто назначил нескольких человек, в том числе и Шполянского, для сопровождения Галустова вниз. Естественно, это были не слабейшие члены коллектива – ведь в их руки передавалась жизнь и нелегкое тело заболевшего товарища. Вести под руки или тащить обессиленного человека было, безусловно, сложней, чем с энтузиазмом преодолеть короткий путь к вершине. Распоряжение Ерохина вполне могло показаться людям, выделенным в сопровождение Галустова, несправедливым наказанием, но они безропотно подчинились своему долгу спасать товарища. Мог ли Ерохин лишить их права на славу в таких условиях? Для себя он решил, что не может. И поэтому записал всех, в том числе самого Галустова и его сопровождающих, в список восходителей. Более того. Располагая всего двенадцатью золотыми медалями (больше спорткомитет на одну команду победителей, независимо от ее состава, не отпускал), Ерохин дал медали как побывавшим на высшей точке, так и не побывавшим, тому же Шполянскому, например. И по-человечески, то есть абстрагируясь от спортивного формализма, это было справедливо. Однако с точки зрения «полированной доски» формальной истине о действительно имевшем место событии был нанесен явный ущерб. Сговор об умолчании этой истины был несомненным. Доказывать, что всем недошедшим до высшей точки остался сущий пустяк, не имело смысла. Что бы они ни сказали, ответ им был бы один – да хоть бы метр остался, все равно не дошли, а значит и не имеете права считаться восходителями. Их всех поголовно лишили чемпионских званий, заставили сдать медали, и точно так же всех, кажется, кроме Галустова – невольного виновника «криминального» события – лишили звания мастеров спорта, дисквалифицировав до уровня первого разряда. Провинившимся запретили возглавлять спортивные команды, претендующие на участие в чемпионатах страны по альпинизму. Это было направлено в первую очередь лично против Ерохина. На головы всей его команды были обращены как относительно справедливые, так и совсем несправедливые наказания, сочетающиеся с воистину иезуитскими запретами по ограничению их альпинистской деятельности. Но вершиной всей той карательно-назидательной расправы было решение не засчитывать реальный факт состоявшегося выдающегося высотного траверса и восхождения, словно они вообще не имели места. Впрочем, удивляться было нечему. Вся история СССР просто изобиловала «фактами», которые никогда не случались, и не включала множество фактов и определяющих событий, которые в действительности произошли. Так цензурировалась вся история, чего же было возмущаться тем, как обошлись с восходителями на «Победу»? Все они – судимые и их судьи – были детьми, то есть порождениями, Советской системы, многие – рьяными поборниками коммунистической идеологии с партийными билетами в кармане. Как могли рассматриваться с точки зрения интересов большевистской власти все события вокруг Пика Победы? Да он в одном своем названии нес огромную политическую нагрузку! Ведь в нем воплощалась всемирно-историческая победа всего советского народа над фашистской Германией в Великой Отечественной войне! И на тебе – первая экспедиция с треском провалилась. Могла ли страна и ее власть смириться с таким фиаско? Безусловно нет! Должна была вторая экспедиция добиться успеха и взять реванш у опасной горы? Безусловно должна! Поэтому недопустимы были любые сомнения в том, что команда Абалакова, включавшая самых титулованных и достойных альпинистов, действительно достигла вершины, то есть «овладела ею» и взяла реванш. А было ли это так или почти так, не имело никакого значения. Пик Победы был побежден соответствующими кадрами советского общества по указанию и под руководством родной коммунистической партии. Всё. Последующие восхождения уже можно было по желанию властей, в том числе альпинистских, засчитывать или не засчитывать – это уже не имело принципиального значения. Участь конкретных людей, участвовавщих в восхождениях после официально признанного первовосхождения, тоже в глазах властей много не значила.
Если даже не принимать в расчет причины, побудившие Богачева выступить с разоблачениями (а, видимо, они были серьезными, но Михаил о них так ничего и не узнал), то всё равно, за какой предмет в этом деле ни возьмись, он обязательно оказывался объектом убийственного совместного действия враздрай Советской морали, патриотизма, подчинения личности интересам общего дела, индивидуальной честности и социальной справедливости.