Легко видеть

Живая история советского самолетостроения сильно отличалась от официально опубликованной и изобиловала подробностями, о которых вообще нельзя было нигде прочесть. Нередко к Николаю Васильевичу заходили повидаться и поговорить его старые сослуживцы по прежним местам работы, и тогда неизвестные подробности этой живой истории сыпались на Михаила как из рога изобилия. Работа всегда сопровождалась гонкой и очень часто проходила в атмосфере террористических репрессий против цвета инженерной интеллигенции, не жалевшей ума и сил ради того, чтобы советские самолеты достойно противостояли чужим. Как и везде, в авиапроме нашли себе место и самоотверженность, и изобретательность, и зависть, и предательство. Но над всем этим преобладал ненормированный труд. Они тянули лямку, постоянно чувствуя опасность за своей спиной. Любой из них знал, случись что с самолетом – с кем угодно власть расправится, как захочет – от главного конструктора до рядового. Собственно, многие уже трудились в заключении и даже читали лекции тем, кто остался на свободе. Разумеется, дистанционно, по внутренней трансляции. Слушатели узнавали голоса и сообщали в семьи арестованных, что такой-то и такой-то жив. А то ведь никто не ведал, какова их судьба. Мало было сажать таких, как Туполев, Поликарпов, Королев, Мясищев, обвинив их во вредительстве и шпионаже. Мало было пугать репрессиями оставшихся на свободе людей. Оказывается, им, вредителям, все-таки доверяли учить делать дело целые коллективы лояльных власти специалистов, то есть пока считающихся лояльными. Это ли не было прямым доказательством фиктивности предъявленных обвинений во вредительстве тем, кому доверяли обучение советских кадров?. Но власть прибегала к подобным мерам, хоть и неохотно, но без малейшего смущения, очевидно, полагая, что большевики могут заставить работать на их победу кого угодно, в том числе и упорных, закоренелых врагов, сделав их своими покорными рабами. Так что дожить без злоключений до старости при советской власти вообще и, тем более, в авиапроме, было далеко не просто. Тут и с аппаратами легче воздуха случались катастрофы. Что же тогда говорить об аппаратах тяжелее воздуха, которые, вопреки естеству, математически познанному еще Архимедом, удавалось делать все более и более скоростными, высотными, грузоподъемными и дальнелетными? «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью!» – вот о чем мечтали и что повседневно создавали полусвободные, а то и вовсе заточенные квалифицированные люди, трудами и достижениями которых могла бы гордиться любая страна. И нельзя сказать, что ими не гордилось собственное государство, во славу которого они работали.

Однако хуже и горше всего пришлось тем коммунистам-идеалистам, которые велением души и решением своих национальных компартий прибыли в Страну Советов, чтобы своими руками и интеллектами помогать ее народам как можно скорее сделать сказку былью в интересах всего страждущего человечества. В том ОКБ, где Михаил работал под началом Николая Васильевича, за ярчайшим примером такого рода не надо было ходить далеко. Всего двумя этажами ниже Михаил вскоре после поступления увидел в коридоре дверь, а на двери – нестандартно большую дощечку – черное стекло, большие золотые буквы – с единственным словом на ней – БАРТИНИ. В таком стиле на памяти Михаила оформлялись только вывески государственных учреждений, но это-то слово что могло означать? Если фамилию, то скорее всего итальянскую. Если это была аббревиатура, то какое многословное название она могла собой заменять? Неужто что-то вроде «бюро артиллерийского испытательного научного института»? В пользу какой гипотезы надо было сделать выбор? В самом деле, на военных самолетах и вертолетах ставили скорострельные автоматические пушки и крупнокалиберные пулеметы, так что постоянный контакт с артиллеристскими организациями мог привести к созданию их представительства в авиационном ОКБ. Но в пользу другого предположения – что это фамилия – говорило то, что в ее звучании не слышалось ни малейшей фальши – как в голосе знаменитого итальянского тенора не найдешь ее при исполнении любой итальянской же оперной арии. И хотя самостоятельно решить до конца, что же стояло за словом БАРТИНИ, Михаилу не удалось, он все же был более склонен к тому, чтобы считать его фамилией, хотя каким образом природный итальянец мог оказаться в режимной организации, трудно было понять.

Вскоре, однако, выяснилось, что это действительно была фамилия, а ее носителем оказался не какой-нибудь обрусевший потомок давнего иммигранта, а настоящий живой итальянский аристократ. В ОКБ он занимал пост заместителя главного конструктора.