После спуска в базовый лагерь последних из одиннадцати успешно взошедших на вершину участников дошла очередь и до поправившихся после работы на высотах до 7800 м Николая Черного и Владимира Шопина. Они уже шнуровали ботинки, чтобы отправиться наверх, когда из Москвы поступило категорическое требование прекратить дальнейшие восхождения. Одиннадцать победителей там сочли более чем достаточным числом, а потому разрешить выход на штурм двенадцатого и, тем более, тринадцатого члена экспедиции не желали ни за что. Им не было дела ни до альпинистских амбиций, ни до возможности осуществить мечту жизни людей, находящихся буквально на ее пороге. Воинствующие атеисты из ЦК КПСС испытывали суеверный страх перед числом 13 ничуть не меньше, чем верующие с существование Бога и его Врага, бывшего когда-то любимым архангелом. Чьи бы то ни были подвиги во имя мечты, тем более спортивной, после того, как государственное задание оказалось успешно выполненным, стали совершенно не нужны родной коммунистической партии, верными сыновьями которой являлись многие члены экспедиции, начиная со старшего тренера Овчинникова, хотя и не ее начальника Евгения Игоревича Тамма. Он подчеркнуто держался в стороне от политики и даже победную реляцию главе КПСС и всего государства начал словами: «Уважаемый Леонид Ильич!» вместо положенных: «Дорогой Леонид Ильич!» – за что и получил щелчок по слишком уж независимо поднятому интеллигентскому носу в виде ордена Трудового Красного Знамени вместо ордена Ленина. Ну, а что до Коли Черного, то в последующие годы он совершил три восхождения на восьмитысячники – Канченджангу, Аннапурну и Шиша-Пангму. Но высшую вершину Земли «добрать» до конца ему не позволили. Не дали.
Глава 22
В том же самом ОКБ, в котором Михаил познакомился с альпинистом Володей Шполянским, его ожидала, как оказалось впоследствии, и новая профессия. Но осознал он это не сразу. Начальником конструкторской бригады Михаила был Николай Васильевич Ломакин. При первом знакомстве с ним Михаила удивили две вещи – надтреснутый голос и худоба, заставлявшая воспринимать его более рослым, чем он был. Не очень крепкого здоровья, Николай Васильевич, тем не менее, был деятелен и бодр. По возрасту он как раз годился Михаилу в отцы. Впрочем, он тоже сразу сказал своему новому сотруднику: «Я смотрю на вас, как на сына». И, действительно – сын Николая Васильевича был молодым инженером того же возраста, что и Михаил.
Работать с Николаем Васильевичем оказалось интересно, несмотря на скучный характер тематики бригады общетехнической документации. Собственно конструировать там не приходилось, хотя конструкторский опыт был необходим, поскольку требовалось создавать разные классификации для разных направлений авиационной техники, а также комплектующих изделий и их составных частей. Не будучи специалистами в области классификации, они оба – и начальник и его молодой коллега – видели недостатки существующих и модернизируемых классификационных схем. При их детальном анализе многие недостатки оказывались принципиально неустранимыми, но самым главным из них было то, что в любой иерархической системе больше говорилось о принадлежности любого предмета классификации к более общим классам, подклассам, типам и видам, чем собственно о признаках и свойствах этого предмета. И Николай Васильевич Ломакин сделал решительный, просто небывалый по естественности, простоте и смелости шаг, позволивший освободиться от обязательных пут иерархии и не использовать иерархический подход там, где он не давал никаких выгод.