Легко видеть

Мог ли человек, возглавлявший при Андропове главное управление КГБ по дезинформации честно заботиться о благе народа и родной страны? Нет и еще раз нет. Раиса Максимовна, став женой Генерального секретаря, говорят, произнесла знаменательную фразу: «Настало наше время!» – и принялась с энтузиазмом контролировать ход постройки новых дворцов для своей семьи. То, что ее супруг Михаил Сергеевич Горбачев действительно возглавлял главное управление по дезинформации, Михаил узнал из одной телевизионной передачи из цикла «Специальные службы мира», снятой французскими авторами. Там перечислялись структурные подразделения спецслужб разных стран, в частности и КГБ, и назывались лица, возглавлявшие эти подразделения. Вскоре, правда, было передано и очень скупое безымянное опровержение, в котором говорилось что М. С. Горбачев не возглавлял управления по дезинформации, но Михаил этому опровержению совсем не поверил – ни его сути – слишком уж много было перебежчиков из КГБ за рубеж, чтобы там могли иметь ложные представления на этот счет, ни по форме – слишком уж скромненьким, незаметненьким и уж совсем не громким было это опровержение. Его дали явно «для галочки», чтобы слегка отметиться со своим ложным несогласием с приведенным фактом, но в то же время чтобы не переборщить в своем протесте и не вызвать этим на себя лавину новых, уже неопровержимых доказательств. Понятно, чего хотел избежать Горбачев – огласки не тех своих занятий, которые были направлены на дезинформацию Запада, а в первую очередь тех, которые были направлены на дезинформацию своего народа относительно истинных целей и методов перестройки.

Мог ли Горбачев, профессиональный дезинформатор и карьерист, целиком обязанный своими главными в жизни успехами Андропову, разгласить истинную историю Гагарина, который, судя по свидетельству Ванги, был еще жив во время перестройки, а главное, выпустить первого космонавта из тюрьмы на волю? Безусловно нет – как из-за своей преданности лично Андропову, так и потому, что вполне разделял убеждение своего «духовного отца» в том, что необходимо с беспощадной жестокостью карать оскорбителей партийного величества. Ну, а если еще принять во внимание то, в каком виде мог появиться перед глазами всего обомлевшего мира – своего и чужого – бывший веселый, ладный, красивый молодой человек, которого превратили в физическую и психическую развалину, одного этого, пожалуй, было бы достаточно, чтобы отказаться от мысли выпустить Гагарина на свободу. Людоедский характер власти стал бы очевиден всем и каждому как никогда.

Дожил ли Гагарин до прихода к власти Бориса Николаевича Ельцина, Михаил не знал. Но даже если дожил, то перед Ельциным неизбежно возникла бы та же проблема, что и перед Горбачевым – какова будет реакция всего мира на появление почти убитого заключением Гагарина, и каким после этого будет имидж страны? В любом случае Гагарина уже явно нельзя было вернуть в мир людей, которые, в отличие от него, избежали психической ломки или лечения с модификацией естественного поведения. На нем как на живом мыслящем человеке почти наверняка можно было поставить крест. Что мог в таком случае сделать действительный демократ и гуманист, каким Михаил всегда считал Ельцина, если ничего хорошего от освобождения Гагарина не произошло бы ни для самого космонавта, ни для страны? Разве что пожелать Юрию Алексеевичу скорейшего конца его физическим и душевным мукам. Сделать что-то путное, пожалуй, уже никто бы не смог, хотя честность и взывала бы к освобождению. Компенсировать чем-то даже одну только личную трагедию Гагарина было совершенно немыслимо, не говоря о трагедии его семьи и позора для всей страны. Командиру полка Серегина повезло куда больше, чем первому космонавту. Скорей всего, он погиб сразу, не успев ни о чем подумать, как только произошел взрыв. Но даже если не сразу, то не дольше пары минут до встречи с землей. Конечно, ничего другого, кроме позора, не было и в том, что жизнь Героя Советского Союза полковника Серегина, главного летчика-испытателя послужила лишь мелкой разменной монетой для прикрытия расправы над Гагариным. Летел бы тогда с космонавтом не полковник, а генерал или даже маршал авиации и не просто Герой, а дважды или даже трижды Герой, не пожалели бы и такого. Кто они в сравнении с генеральным секретарем? Все равно никто, так – навоз, удобряющий почву для последнего. Больше определенно ничто.