Легко видеть

Самолет Серегина был взорван либо миной замедленного действия, подложенной во время посадки на чужом аэродроме, либо спутной струей от другого самолета, либо ракетой с другого самолета или с земли, либо еще как-то. Гагарину же предоставили возможность смотреть и слушать по телевизору все, что сообщалось с глубочайшим прискорбием от имени ЦК КПСС и Совета Министров СССР о гибели Гагарина и Серегина. О его, Гагарина, фальсифицированной гибели, о действительной гибели командира авиационного полка Серегина. А еще Гагарина тем самым поставили в известность о том, какая кара уготована ему за оскорбление коммунистического величества. С бессильной яростью он обречен был наблюдать за своими собственными торжественными похоронами, сначала за всенародным прощанием «с телом» в колонном зале Дома Союзов – затем за траурным митингом на Красной площади при полном сборе всей верхушки партхозноменклатуры, часть которой еле сдерживала злорадные улыбки, представляя, каково Гагарину видеть все это. Как он рвется докричаться до жены: «Валя! Я здесь! Я здесь, а не там!» – или до дочерей: «Девочки, родные! Я не мертв!» – и тут же сознает, что все безнадежно и что это – навсегда до тех пор, пока он заживо не сгниет в этой тюрьме, где ни один тюремщик не проявит к нему ни малейшего сострадания (в чем он, однако, ошибся – ведь были же им сделаны два телефонных звонка, по крайней мере, одному космонавту, и это могло свидетельствовать только об одном – даже матерым и сознающим всю меру своей ответственности перед начальством офицерам КГБ показалось слишком чудовищным то, как высшая власть обошлась с гордостью страны и первым в мире космонавтом).