Легко видеть

Весь сценарий пожизненного наказания главного героя ХХ века, отягощаемого особыми психическими мучениями, говорил о том, что его автором является не простой примитивный палач или человек, лишенный воображения. Нет, им явно был тот из состава политбюро ЦК КПСС, кто, во-первых, был полностью в курсе дела, был наделен карательными полномочиями вообще, а не только по данному случаю оскорбления величества, а, во-вторых, располагал достаточным интеллектом, обладал иезуитской изобретательностью и был настолько образован, что знал и о Железной Маске, и о других тайнах всевозможных королевских и императорских дворов. На роль обладателя всех этих качеств годился только один член политбюро – Юрий Владимирович Андропов. Все остальные были либо слишком примитивны, либо вообще не привлекались к решению вопроса о способе наказания Гагарина. Зато Юрий Владимирович вполне подходил. Председатель КГБ, затем секретарь ЦК, курирующий органы госбезопасности. Человек, распространяющий через свою агентуру в обществе слухи о том, насколько он высокообразован и культурен, даже о том, что он не только покровительствует некоторым поэтам, но и сам пишет стихи. Человек уровня Брежнева в крайнем случае мог бы додуматься до помещения заключенного Гагарина в клетку, чтобы вызвать неконтролируемый взрыв ругательств, возможно, психического припадка от сознания своего полного бессилия, и ответить на все это снисходительной, лишь чуть-чуть ироничной улыбкой – даже не издевкой – просто чтобы показать свое абсолютное превосходство над бывшим кумиром советского народа и жителей всего Мира, свою абсолютную недосягаемость для гнева и ярости такой мелочи, как он – так называемый первый в мире космонавт. Нет, вряд ли Андропов мог ощутить удовлетворение от работы по-брежневски. Ему незачем было демонстрировать свое деланное безразличие к ругательствам, угрозам и проклятиям со стороны жалкого бессильного глупца, из головы которого еще не выветрилось сознание, что он великий человек. Гораздо эффективней было очень долго не давать новых поводов для неконтролируемой психической разрядки у бедного узника. Следовало подождать несколько лет. А потом устроить ему демонстрацию по телевизору сцены торжественного открытия внушительного, можно сказать громадного памятника ему, Гагарину, в Москве, на площади его имени, где на высоченном постаменте из титана стояла его, Гагарина, фигура, тоже из титана, в псевдополетной позе с широко разведенными в стороны руками. У подножия пьедестала, на трибуне, он мог видеть псевдопостные рожи своих терзателей, а еще – молчаливую, не проронившую ни слова, жену Валентину – вдову живого мужа – и двух повзрослевших дочерей, которых уже не так просто было узнать. Всем этим можно было во второй раз запустить механизм сведения с ума, если первого раза оказалось мало. Андропов был уверен, что знает, что и когда надо делать и в случае организации длительного умерщвления Юрия Гагарина, и в деле подготовки к новому, вроде Ленинского, но более масштабному переходу к НЭПу не вытягивающей соревнования с Америкой и постоянно беднеющей страны. Именно он, «интеллигент» Юрий Владимирович Андропов, выбрал в качестве технического руководителя подготовкой перестройки (идейное руководство он, разумеется, оставлял за собой), а, значит, и в качестве духовного наследника, такого скромного по своим способностям провинциала, что даже умением вести закулисные интриги в свою пользу он не превосходил своих партийных коллег в ЦК КПСС, как Михаил Сергеевич Горбачев. Что же можно было ожидать от такого ошалевшего от внезапно свалившейся ему в руки верховной власти менее чем полукультурного человека, влюбленного в себя, в свою честолюбивую и руководящую им эгоистку-жену, в свою невразумительную, бессвязную и бескультурную, но зато неостановимую речь, которой он в силу его верховного положения придавал судьбоносное значение. Яблоко от яблони далеко не падает. Однако у Андропова было все-таки больше в голове как у затейника, чем у его духовного чада, которое он взял к себе в КГБ из крайкома Ставропольского края, чтобы тот стал во главе системы закрытых институтов и организаций главного управления КГБ по дезинформации, которому было поручено создание подробного сценария и методики проведения перестройки. Целью этого социального преобразования было придать изнурившемуся в гонке с капитализмом «развитому социализму» новые силы за счет использования капиталистических методов хозяйствования и рыночных институтов, но непременно под руководством прежней партхозноменклатуры, чтобы впоследствии устранить из выздоровевшего тела социума капитализм и вновь заменить его еще более «развитым» социализмом. Видимо, вспомнили идею Ленина: «Нам нужен НЭП (то есть капитализм) всерьез и надолго – лет этак на пятьдесят – на сто». Само собой, и при Ленине, и при Андропове, тем более – при Горбачеве эта идея была совершенно жульнической, поскольку в ходе исторического семидесятилетнего социального эксперимента коммунистическая система целиком и полностью скомпрометировала себя, продемонстрировав как свою неспособность к всестороннему развитию, так и античеловеческое нутро. Аналитики из КГБ старались максимально удовлетворить пожеланиям заказчиков перестройки, однако они были скованы догмами коммунистической идеологии настолько, что либо не осмелились подумать, либо, если подумали, не посмели сказать и написать, что капиталисты, назначенные партией как ее лучшие члены, в чьи руки будут розданы так называемые «партийные деньги» – на самом деле наворованное и экспроприированное у народа добро, – в дальнейшем так и предпочтут оставаться капиталистами-хозяевами жизни и страны, что они неизбежно откажутся от «любимого» коммунизма хотя бы по той простой причине, что в социалистической системе их личное благоденствие, как и благоденствие их семей и потомков, будет целиком зависеть от капризов верховного вождя или крайне узкой олигархии, в то время как капитализм позволит им надежно передавать нажитое – награбленное своим генетическим наследникам, включая сюда и власть. Наученная Сталиным, Хрущевым, Брежневым и Андроповым Советская партхозбюрократия, дорвавшись до капиталистических свобод, ни за что не могла захотеть вновь очутиться в унизительной зависимости от высших партийных владык. Одно это по существу предопределило крушение Андроповского замысла и превращение «доверенных лиц партии» (то есть лиц, которым было доверено распоряжаться «партийными» средствами») в настоящих собственников тех ценностей, которые оказались в их руках.