Легко видеть

В итоге восточней Читы и Витима Михаил и Марина прежде ни разу не забрались. Конечно, было о чем пожалеть и кроме Камчатки. Почему-то не меньше ее манили к себе хребты Черского и Сунтар-Хаята, Колымский хребет и горы Чукотки, реки Индигирка и Омолон. Интерес к ним разожгли книги Сергея Владимировича Обручева, Виктора Николаевича Болдырева, Олега Куваева и его близкого друга Николая Балаева. Впрочем, со временем выяснилось, что Олег дружил с более старшим по возрасту Виктором Болдыревым, который побывал в Якутии и на Чукотке далеко не вольным первопроходцем. В годы войны Болдыреву порой доводилось проникать в такие места, в которых, не считая кочевников-аборигенов, не бывал вообще никто из цивилизованных мест. Именно там скрывались от раскулачивания и коллективизации самые вольнолюбивые и состоятельные лидеры местных племен – эвенков, эвенов, юкагиров, чукчей. Оломон и его притоки, таинственный Синий хребет (названный так именно Болдыревым) к западу от этой реки не могли не будоражить воображение. Но, чтобы путешествовать там, надо было иметь не только много денег и соответствующие разрешения, но и много времени. За обычный отпуск нечего было и думать успеть сделать маршрут, сколько-нибудь соответствующий мечте. Тут на одну дорогу с ожиданием самолетов в маленьких аэропортах могло потребоваться при неблагоприятных обстоятельствах несколько недель. Для выполнения задуманного пришлось бы бросить основную работу, но тогда не на что стало бы жить. Устроиться работать в геологическую или какую-то другую полевую экспедицию, действующую в тех же краях, Михаилу совсем не улыбалось: попасть в вожделенные края и делать там не то, что хочется самому, а то, что нужно нанимателю – это, считал он, было бы и вовсе насмешкой над мечтой. Он и без того нередко оставался недоволен собой за то, что не делал в походе максимум возможного – главным образом намеченные еще дома выходы в стороны от маршрута, потому что на местности не находилось для этого ни времени, ни желания, ни сил. Это портило ему настроение, хотя и не слишком. Жаль было отказываться от высокого представления о себе, но что делать – что случилось, то случилось, и упущенное уже нельзя было вернуть себе НИКОГДА. Возможно, он всегда мечтал о большем, чем мог осилить, и потому оказывалась пройденной лишь основная нитка маршрута, когда другого выбора вообще не существовало – либо пройти, либо остаться там навсегда. И все же иногда он ухитрялся делать больше программы – если в душе не остывал энтузиазм. Он-то и служил всегда главным двигателем в любом его предприятии, да и не только у него. Взять хотя бы в пример Марка Самохвалова. С детства это был избалованный родителями – старыми большевиками – и судьбой человек. Родители были посланы на работу в Англию, и Марк с юных лет говорил по-английски столь же свободно, как и на родном языке. В отличие от многих других советских работников, трудившихся за рубежом, его родители не пострадали от репрессий, а сам Марк без затруднений получил специальность физика, и это не в меньшей степени содействовало росту его собственной самооценки, чем абсолютное владение английским языком и принадлежность родителей к привилегированному слою. Судя по тому, как Марк вел себя в быту – он мог не здороваться и не прощаться не по забывчивости, а осознанно – из соображений экономии своих особо ценных личных голосовых и нервных ресурсов, которые считал, очевидно, непозволительным растрачивать по пустякам – ему бы больше подошла фамилия Самогордов, чем Самохвалов, поскольку хвалиться собой он тоже считал ниже своего достоинства. Зато гордиться собой ПРО СЕБЯ он продолжал непрерывно, всегда – до тех пор, пока он не сходил с Михаилом, Мариной, Колей, а главное – со своим старым знакомым Юрой Петраковским и его женой Инной, в поход на Амалат – Ципу – Витим. Марку тогда стукнуло почти пятьдесят, но он был высок, прям, и в его лице, украшенном щеточкой седых усов, отражалась абсолютно естественная надменность британского лорда. Собственно, его лицо напоминало о чем-то еще, но Михаил не мог вспомнить, о чем именно. Вел себя Марк поначалу безапелляционно и самоуверенно, и Михаил чувствовал, что Юра, рекомендовавший Марка как своего приятеля, испытывает неловкость за него.