Размышляя о греховности дел своих, да и о греховности вообще, Михаил вдруг вспомнил о дяде Мироне – двоюродном брате мамы. Вот уж у кого во всем роду была репутация отпетого грешника! Михаил еще лет с четырех помнил тот особый осуждающий тон, который был характерен для всех разговоров взрослых о Мироне. Сам Миша в то время мало что в них понимал. Знал только, что у дяди Мирона в очень молодом возрасте умерла жена – ее могилу ему показывали во время прогулок по расположенному недалеко от дедовского дома кладбища в Харькове, а сын Мирона Юра – то есть троюродный брат – был на целых шесть лет старше его, что в детском возрасте было очень значительным препятствием для общения – они почти и не общались. Но такие слова как «постоянная распущенность» и «новые романы» Миша с тех давних пор все-таки запомнил – как, впрочем, и лицо и фигуру дяди Мирона, который не так уж редко появлялся у родных. Дядя Мирон производил впечатление добряка. Михаил не помнил, чтобы дядя дарил ему какие-то подарки, а ведь обычно дети именно по подаркам судят о доброте приходящих людей. Но вот даже без приношений дядя Мирон запомнился как добрый человек. Что-то в нем было такое, что не вязалось с категорически осуждающими разговорами старших. Правда, в том возрасте Миша не особенно интересовался такими вещами, но пришло время, и интерес возник. Почему его, считающегося чуть ли не семейным позором, все-таки принимали во всех родственных домах? Что означали его непрерывные романы и жизнь сразу в нескольких полусемьях? В конце концов, почему у него самого, как правило, бывал смущенный вид, когда он приходил в гости к своим старшим родственникам? Ведь был он не какой-нибудь скандалист, пьяница или буян. Работал преподавателем в высших учебных заведениях – сначала в Харьковском авиационном институте, где был деканом, затем в Московском институте тонкой химический технологии имени Ломоносова, где заведовал кафедрой – что никак нельзя было считать предосудительным. Правда, молва доносила, что у него случались романы со студентками и поездки с ними на курорт, но большинство женщин, романы с которыми ему особенно вменялись в вину (и в их числе все, кого лично знал Михаил), относились к категории дам в годах полной зрелости и были обладательницами Рубенсовских форм. Сам дядя Мирон не страдал худобой, и его полнота визуально вполне гармонировала с его веселым и миролюбивым характером. От троюродной сестры Тамары (она приходилась дяде Мирону родной племянницей) Михаил знал, что тот постоянно помогает им с матерью деньгами, а это человеку, обремененному связями со многими женщинами, явно могло быть не просто.