Сейчас, после долгого воздержания, Михаилом всё чаще завладевали мысли о близости с женщинами в своем и чужом прошлом, но будущее он хотел разделять только с Мариной. Галины прелести, даже если и вспоминались, мечту за собой не уводили. Впечатляющие – да, возбуждающие – да, а желанные – все равно нет. Впору было и самому удивляться, в чем тут дело. Подумав, Михаил осознал – ни в ком, в том числе и в Гале, наряду со всем, что работало на возбуждение, не было ни такой ласковой преданности, ни такой уверенности в том, что с ней он может становиться лучше, чем был. Благодаря Марине и ее поразительному воздействию на самые глубинные свойства натуры Михаила, которые прежде не были известны ему самому, он все больше и последовательней вел себя так, чтобы можно было считать себя достойным ее любви, и он-таки научился руководствоваться своей любовью к ней как абсолютной доминантой, и чем дальше, тем чаще именно она определяла выбор его решений без особых раздумий, словно сама по себе.
Обнимая Марину и не давая ей проходу, он не так давно услышал от нее: «Мишенька, может, меня тебе мало?» Михаил еще ничего не успел подумать, когда услышал себя: «Что ты, любушка! Это только меня тебе может быть мало!» – и он сам из своих же слов понял, что прежде всего ужаснулся тому, что можно было представить из ее вопроса, и уже под впечатлением этого прямо-таки мистического испуга ответил ей. Больше к этой теме Марина не возвращалась. Как в этом свете теперь могла выглядеть близость с Галей? Как нарушение Принципа? Но он знал, что Принцип не изменился и не пострадал. Просто занесло к нему в постель чужую женщину, которой он совсем не домогался. Смешно, но это происшествие он не мог отнести даже к категории «развлечений на стороне». Не было у него желания развлечься с Галей до того и не возникло потом. Только вот на душе осталось-таки мутное ощущение греха, и что с ним делать дальше, Михаил, сколько не напрягался, придумать так и не сумел.
Глава 25
Благодаря «оплеухе» течение прекрасно несло байдарку вниз против ветра. Столь явного эффекта Михаил от нее не ожидал, хотя прежде не раз брал в походы специально пошитый водяной парашют, да вот попробовать все не получалось – то шиверы и пороги не позволяли, то вообще мелководье, то было просто не до парашюта, когда ходил в компании, в которой больше никто такого не имел. Но еще удивительней и непривычней оказалось то, что освобожденное от непрерывной работы тело перестало занимать голову собой и путевыми мелочами, и теперь он пребывал сразу в двух текучих мирах, полунастороженно наблюдая за обстановкой на воде и берегах, но в основном в потоке воспоминаний и отвлеченных мыслей. Новизна такого совмещения двух благодатей, просто поражавшая в первые часы сплава с «оплеухой», теперь несколько сгладилась, но все равно оставалось непривычным столько думать во время движения о разных вещах.