Лекции на тему 'Философия Кастанеды'

Таким образом, мы видим, что может случиться так, что один любит то, что другой ненавидит, что один боится того, чего другой не боится. И один и тот же человек может любить теперь то, что прежде ненавидел и т.д. Так как каждый судит о том, что хорошо и что плохо в соответствии со своим аффектом, то, следовательно, люди могут расходиться в своих мнениях так же, как и в своих аффектах. Отсюда происходит то, что когда мы сравниваем одних с другими, мы различаем их по одному только различию аффектов и называем одних бесстрашными, других - трусами, третьих, наконец, еще как-нибудь. Бесстрашными принято называть тех, кто презирает зло, которого я боюсь. Если я замечу, кроме того, что его желанию сделать зло тому, кого ненавидит, и сделать добро тому, кого любит, ему не препятствует страх перед злом, которое меня обыкновенно удерживает, то я назову его смелым. Далее, трусом мне будет казаться тот, кто боится зла, которое я обыкновенно презираю. Понятно, что другой человек может презирать какое-то другое зло. Если же я замечу сверх того, что его желанию препятствует страх перед злом, которое меня удержать не может, я скажу, что он малодушен. Из такой природы человека и непостоянства его суждений, а равным образом из того, что человек часто судит о вещах лишь по своему аффекту и что вещи, которые, по его мнению, ведут к удовольствию или неудовольствию и которым он старается способствовать или удалять их, часто только воображаются, мы легко можем понять, наконец, что сам человек часто может являться причиной как своего удовольствия, так и своего неудовольствия. Отсюда мы легко поймем, что такое раскаяние и что такое самодовольство. А именно, раскаяние есть неудовольствие, сопровождаемое идеей о самом себе, а самодовольство есть удовольствие, сопровождаемое идеей о самом себе, как о его причине. Эти аффекты обладают величайшей силой, благодаря тому, что люди считают себя свободными в рассудке.

26. Об'ект, который мы раньше видели совместно с другими, или который, по нашему воображению, имеет в себе только то, что обще нескольким вещам, мы будем созерцать не так долго, как тот, что, по нашему воображению, имеет в себе что-либо индивидуальное. Эта теорема говорит о внимании чем более несхожий с другими об'ект, тем большее внимание к нему приковывается. Такое состояние души, т. е. воображение единичной вещи, называется поглощением внимания. Если оно возбуждается об'ектом, которого мы боимся, оно называется оцепенением. Так как поглощение внимания каким-либо злом так приковывает человека к созерцанию одного только этого зла, что он не в состоянии думать о чем-либо другом, посредством чего он мог бы избежать его. Он не может думать потому, что об'ект уникален, у него нет связей с другими об'ектами, поэтому он впадает в оцепенение. Если же предметом нашего внимания является мудрость какого-либо человека, его трудолюбие или что-либо другое в этом роде, то тогда такое поглощение внимания называется почтением. Для почтения, кроме того, чтобы человек был хорошим, необходимо, чтобы он был исключительным. Нет исключительности, нет почтения. Нет пророка в своем отечестве.

Далее, как преданность возникает из поглощения внимания предметом, который мы любим, так осмеяние возникает из пренебрежения к предмету, который мы ненавидим или которого боимся. Неуважение - из пренебрежения к глупости, как благословение - из поглощения внимания мудростью, мы, наконец, можем представить себе в связи с пренебрежением любовь, ненависть, гордость и другие аффекты, которым мы не даем обыкновенно никаких специальных названий.

27. Созерцая себя самое и свою способность к действию, душа чувствует удовольствие тем больше, чем больше она воображает себя и свою способность к действию, т. е. удовольствие от осознания своей свободы. Душа стремится воображать только то, что полагает ее способность к действию, т. е. Человек, наконец, воображает себя более свободным. Если душа воображает свою неспособность к действию, она, тем самым, подвергается неудовольствию.