Читаем Лекции по искусству. Книга 3 полностью

В его «Саду забытых фруктов» очень часто собираются виноделы. Он ведь нашел и посадил все виды старинных фруктов. Это стало некой микромоделью традиции, которая когда-то была, и которая воспроизводит все это и тем самым сплющивает время. И это время в нем самом. Вот у него на земле стоит огромная стена. Его дом, несколько уступочек, потом сад, в нем вода течет, фонтанчик — сидишь, журчание водички слушаешь и эта стена. А что это за стена? А она герцога Сигизмунда Молодеста. Они соседи. Это когда-то был замок. Так что вы думаете? Он выяснял с ним отношения по-соседски. Я прихожу, а он весь в гневе и жалуется, рассказывает о герцоге неприятные истории. На что я сказала, что, прости великодушно, но посмотри на него глазами времени. А Тонино мне говорит: «А какое это имеет значение?». В Италии время сплющено — оно совмещено. Оно просвечивает постоянно. Вы никогда не знаете, в каком времени вы находитесь — в первом веке, в третьем или в четырнадцатом. А попробуй, разберись. Если вы входите в дом или во двор, то не знаете, когда все это было построено и сохранено. Оно утрачивает свою протяженность, и вы воспринимаете его настоящим. Я говорю «вы», имея ввиду себя. Я волнуюсь очень, потому что у меня всегда ощущение очень реальной жизни.

В прошлый раз мы закончили Пантеоном. Говорили о его купольности и об его 9-ти метровом глазе, который выглядит таинственно, как звезда. А что это такое, собственно говоря? Это Микеланджело. Если бы я читала настоящий курс, то показала бы, что такое настоящая архитектура Микеланджело, как традиция римской архитектуры. Никуда, вот никуда не деться. От Греции до Рима. Хоть так стань, хоть этак. Мы говорили о том, что архитектура была типовой и уникальной. Сейчас я вам покажу пример совершенно уникальной архитектуры — это архитектура не более и не менее уникальная, чем Пантеон. Она точно такая же — уникальная, потому что это единственный экземпляр, не имевший прецедента и не имеющий аналога. И это — гробница Императора Адриана. Я рассказывала вам об Адриане, который был из рода Антонинов. У них было несколько аристократических династий. К одной из них принадлежал и Цезарь. Они назывались Юлий-Клавдий. Марк Аврелий принадлежал к одной из аристократических династий и Император Адриан тоже. Были и такие выходцы, пришедшие из армии, как Флавий.

Император Адриан был очень интересный человек. Они вообще были очень интересными людьми, политиками, если бы не были такими поганцами, как сын Марка Аврелия. Одной из таких ярких личностей был Император Адриан. Когда я была молодой и не было таких книг, как сейчас, то читала исторические романы писателя, которого сейчас уже читать не могу. А тогда, я читала его круглые сутки. Его романы переиздаются и сейчас. Его имя Георг Эберс. Он, конечно же, немец, а немцы систематики и до начала 20-го века были лучшими искусствоведами. Георг был археологом, историком искусства. Переводы тогда были плохие, такие тяжеловесные, но я училась истории по его книгам. А он был дотошный и, как любой немец — не врал и описывал всю фактуру жизни. Ему принадлежит такое большое археологическое открытие, как поздний римский портрет египетско-римской культуры, так называемого фаюмского портрета. У него есть книга, которая так и называется «Император». Вот в этом романе он описывал то, что я вам рассказывала. Я потом проверяла, так как не очень доверяла некоторым вещам, а зря — ему можно верить. И он правильно писал о том, что телохранитель Адриана уговорил того поставить в Пантеоне распятие Христу. И тот согласился. И началось такое! Его слуга говорил: «Посмотри, сколько сейчас христиан. Другим ставишь, а им нет? Поставь, и они успокоятся. Волнуются провинции». Адриан был умным человеком. Подумал и согласился, хотя был неоплатоником, как Марк Аврелий, а это в шаге от христианства, потому что христианские теологи все неоплатоники, если сказать честно. Вот тут его и захотели убить. Сказали: «какие-то там вонючие копты, иудеи, хотят поклоняться кому-то, распятого рабами».

Перейти на страницу:

Все книги серии Волкова, Паола. Лекции по искусству

Похожие книги

12 лучших художников Возрождения
12 лучших художников Возрождения

Ни один культурный этап не имеет такого прямого отношения к XX веку, как эпоха Возрождения. Искусство этого времени легло в основу знаменитого цикла лекций Паолы Дмитриевны Волковой «Мост над бездной». В книге материалы собраны и структурированы так, что читатель получает полную и всеобъемлющую картину той эпохи.Когда мы слышим слова «Возрождение» или «Ренессанс», воображение сразу же рисует светлый образ мастера, легко и непринужденно создающего шедевры и гениальные изобретения. Конечно, в реальности все было не совсем так, но творцы той эпохи действительно были весьма разносторонне развитыми людьми, что соответствовало идеалу гармонического и свободного человеческого бытия.Каждый период Возрождения имел своих великих художников, и эта книга о них.

Паола Дмитриевна Волкова , Сергей Юрьевич Нечаев

Искусствоведение / Прочее / Изобразительное искусство, фотография
От слов к телу
От слов к телу

Сборник приурочен к 60-летию Юрия Гаврииловича Цивьяна, киноведа, профессора Чикагского университета, чьи работы уже оказали заметное влияние на ход развития российской литературоведческой мысли и впредь могут быть рекомендованы в списки обязательного чтения современного филолога.Поэтому и среди авторов сборника наряду с российскими и зарубежными историками кино и театра — видные литературоведы, исследования которых охватывают круг имен от Пушкина до Набокова, от Эдгара По до Вальтера Беньямина, от Гоголя до Твардовского. Многие статьи посвящены тематике жеста и движения в искусстве, разрабатываемой в новейших работах юбиляра.

авторов Коллектив , Георгий Ахиллович Левинтон , Екатерина Эдуардовна Лямина , Мариэтта Омаровна Чудакова , Татьяна Николаевна Степанищева

Искусство и Дизайн / Искусствоведение / Культурология / Прочее / Образование и наука
Учение о подобии
Учение о подобии

«Учение о подобии: медиаэстетические произведения» — сборник главных работ Вальтера Беньямина. Эссе «О понятии истории» с прилегающим к нему «Теолого-политическим фрагментом» утверждает неспособность понять историю и политику без теологии, и то, что теология как управляла так и управляет (сокровенно) историческим процессом, говорит о слабой мессианской силе (идея, которая изменила понимание истории, эсхатологии и пр.наверноеуже навсегда), о том, что Царство Божие не Цель, а Конец истории (важнейшая мысль для понимания Спасения и той же эсхатологии и её отношении к телеологии, к прогрессу и т. д.).В эссе «К критике насилия» помимо собственно философии насилия дается разграничение кровавого мифического насилия и бескровного божественного насилия.В заметках «Капитализм как религия» Беньямин утверждает, что протестантизм не порождает капитализм, а напротив — капитализм замещает, ликвидирует христианство.В эссе «О программе грядущей философии» утверждается что всякая грядущая философия должна быть кантианской, при том, однако, что кантианское понятие опыта должно быть расширенно: с толькофизикалисткогодо эстетического, экзистенциального, мистического, религиозного.

Вальтер Беньямин

Искусствоведение