Лекции по искусству. Книга 4

А я спрошу: «А что изображено на этих картинах?». Вот есть у меня такой вопрос. Давайте подумаем вместе. Я не говорю о технике письма. Я ее не изучала. Мне очень сложно судить. Судя по тому, что Леонардо никогда не писал в общепринятой технике. Даже, когда создавал миланскую фреску «Тайной вечери» в Санта-Мария делле Грацие. Он и тут не пошел по общему пути, он придумал совершенно новую технику с добавлением масленой живописи и пал жертвой собственного эксперимента, потому что она не годилась для настенной живописи.

Но, это совсем другой вопрос. У него нет ни одной картины, которая была бы удивительна и уникальна только по своему техническому составу. Все его работы уникальны, так как при рассмотрении вызывают вопросы: чем и как это написано, и что изображено.

Казалось бы, что может быть проще «Анна, Мария, младенец и агнец». Давайте, посмотрим, как написана эта картина. Во-первых, мы с вами во всех трех картинах видим одну и ту же экспозицию — ландшафтную. В каждой из них совершенно разные ландшафты или иначе — два совершенно разных пространства. Когда мы с вами смотрим на «Джоконду», то та женщина, которую мы называем «Джоконда», сидит в кресле, в комнате и смотрит на нас. А что у нее за спиной? Это что, распахнутое окно? Или еще одно пространство? Что за ландшафт? А ведь она принадлежит обоим этим пространствам: и тому, на фоне которого написана ее фигура, и тому, внутри которого она находится, улыбаясь нам. То же самое мы видим в картине «Анна, Мария, младенец и агнец». Одна часть картины — это ландшафт земли: земля, дерево, вода; а другая — повторение того ландшафта, который мы видим за спиной «Джоконды». А что это за ландшафт, который мы видим за спиной у Джоконды? И что это за ландшафт, на фоне которого мы видим фигуру Анны?

Из всех четырех фигур, только фигура Анны написана Леонардо на фоне этого ландшафта. Я бы назвала его «безводным». Это ландшафт, не имеющий воды. Это камень. Это кремнистый ландшафт. В «Джоконде» ландшафт имеет намек на то, что когда-то в этой каменной безводности была вода, а вода — это всегда условие жизни. Сейчас этот ландшафт внежизненный и вневодный, но есть намек. За ее спиной, вдалеке, написан римский акведук — водопровод, сработанный еще рабами Рима. Он-то и есть знак воды. А слева за ее спиной мы видим еще один знак некой давным-давно исчезнувшей цивилизации. Это дорога. За ее спиной вьется дорога и кончается, где-то вдалеке. Мы не знаем ни начала, ни конца. Как будто эта дорога является не проложенной. Это, вообще, характерно для итальянских ландшафтов — дорога, как путь. А путь всегда бесконечен. Мы видим лишь его фрагмент. То есть мы видим два знака, два признака того, что когда-то все было не так.

А вот в «Анне, Марии, младенце и агнеце» мы видим тот же самый ландшафт. И Анна, которая является центральной фигурой этой четырехчастной или четырехфигурной композиции, о которой все пишут, что это совершенная идеальная композиция, потому что она графически (если провести линии) изображает идеальную пирамиду, где вершина — это прическа Анны.

Я согласна, но дело не в этом. Она просто создает такую ритмическую устойчивость, внутри которой есть цепь. А значит, главная фигура — это фигура Анны, причастной к этому ландшафту. А вот ноги ее в воде. Мы видим, как свои ноги она держит в проточной воде. Вода написана бесподобно. Вода прозрачна, легка, холодна. Мы видим каждый камешек на дне этой воды. Эту воду я когда-то видела в Уффици, на картине Верроккьо «Крещение Христа». Леонардо был учеником Верроккьо и участвовал в создании этой картины — писал ангела. Возможно, он тогда и понял, как писать ту глубину и прозрачность воды с камешками на дне.

«Крещение Христа», Верроккьо

Так вот, Анна сидит, и одна часть ее корпуса нарисована на фоне безводного кремнистого ландшафта, а вся нижняя часть туловища в воде. Она как бы принадлежит этим двум совершенно различным стихиям — водности и безводности. Анна смотрит на Марию, потому что Мария сидит у нее на коленях. Обратите внимание, пожалуйста, и ответьте на вопрос, а Мария знает, на чьих коленях она сидит? Вот Анна Марию видит, а видит ли Мария Анну? Нет. Она ни то, что ее не видит, она даже не подозревает о ее существовании. Мария не знает, что сидит у кого-то на коленях и вся фигура Марии связана с темой земли.

Сидя на коленях у Анны, Мария как бы, выходя из ее чрева, из ее лона, она ноги держит на земле. И так она вписана композиционно, что ни ее голова, ни какая другая часть ее тела не выходят на поверхность этого лунного пейзажа. Я говорю «лунного» условно. Может и марсианского. Вообще некоего, внеземного. Но связана она только с землей.