Литовское государство на деле почуяло наступление восточной силы, настойчивой и упорной, более тяжкого соседа, чем новгородское народоправство. А союз Москвы с Крымом повышал тревогу. Руководители литовской политики – паны-рада виленские – стали настаивать еще на сейме 1478 г., чтобы великий князь дал Литве устойчивое и энергичное правительство с кем-либо из своих сыновей во главе, но Казимир, опасаясь за судьбы восстановленной им унии Литвы с Польшей, порешил в 1479 г. сам переехать со всем двором в Вильно и заняться вплотную восточными делами. Встревожены были и власти Ливонского ордена, обсуждавшие вопрос, как бы «вернуть московита к тому положению, в каком были его предки». Магистр ливонский Бернгард фон Борх начал переговоры со Швецией и Литвой о союзе против Ивана, и к концу 1479 г. казалось, что серьезная гроза нависает над Москвой. Шведы сделали набег на Новгородские волости, ливонцы– на Псков. Но это были преждевременные, разрозненные попытки. Переговоры о большой коалиции против Москвы затягивались и шли не очень-то гладко, т. к. переплелись со старыми польско– и литовско-немецкими счетами, которых ведь было так много. Но Казимир вел свою линию, завязал снова сношения с Новгородом и Псковом, с Золотой Ордой.
Что в эту пору творилось в Новгороде, не знаем. Но в октябре 1479 г. Иван Васильевич пошел миром в Новгород и в этот приезд «изымал в коромоле» архиепископа новгородского Феофила и сослал его в Москву. Старшие редакции московских сводов говорят об этом глухо, поздние, как «Воскресенская» [летопись], поясняют, что владыка, обиженный конфискацией многих церковных земель, был замешан в планах передаться «за короля или за иного государя»; а Татищев дал рассказ о целой попытке новгородского восстания, описание которой, не лишенное драматизма, находим у историков Новгорода. Внутреннего противоречия другим данным я в этом рассказе не вижу, но текст у Татищева такой ненадежный, явно поздний по составу и изложению и значительно обработанный, по всей видимости, самим Татищевым, что мудрено признать его источником при отсутствии подтверждения его черт старыми текстами.
Весьма возможно, что великий князь готовил Новгороду тогда же розыск и расправу за сношения с врагом, но события отвлекли его. В Новгород пришли к нему две грозные вести – об отступлении от него его братьев, Андрея Большого и Бориса, и о движении на Русь хана Ахмата. Иван Васильевич поспешил в Москву. Братья великого князя использовали момент внешнего осложнения, чтобы с особой энергией поднять против него свои претензии. И им, видно, по-своему желательно было возвращение великого князя в то положение, в каком находились его предки. Опираясь на представление о Казимире как душеприказчике их отца и опекуне их семейного строя и на сочувствие княгини-матери, которую Иван Васильевич винил, что она «сдума братьи его от него отступити», князья-братья обратились к королю, чтобы он «их управил в их обидах с великим князем и помогал», хотя это значило приступить к польско-татарско-немецкому союзу против Москвы и к новгородской крамоле. С семьями и людьми своими они двинулись к литовскому рубежу, стали на Ржеве и Луках Великих и отсюда вели переговоры с Казимиром. Он дал их княгиням «избылище» в Витебске, сулил помощь и наспех звал против Ивана ордынскую силу.
Летом 1480 г., пока в тылу разыгрывались эти события, Ивану Васильевичу пришлось выступить против хана, выдвинув рать на берег Оки, но хан миновал этот обычный путь нападения, идя к западу на соединение с литовской ратью Казимира, и стал на берегу Угры. В то же время братья великого князя заняли Псков, но не поладили с псковичами, которые требовали их помощи против немцев, возобновивших нападения на Изборск и на самый Псков. Князья-союзники Казимира покинули Псков, пограбив его волости, так что Пскову пришлось от них откупаться, и ушли в Новгородскую землю, став на Великих Луках. Положение было, несомненно, опасным. Однако гроза коалиции распалась по бездеятельности Казимира, парализованного своими «усобицами», раздором с русскими князьями Литовского государства, а также несогласиями с Орденом. Наместники великого князя Ивана удержались и во Пскове, и в Новгороде, и князьям Андрею и Борису оставалось мириться со старшим братом, тем более что, по уговору матери, митрополита Геронтия и епископа Вассиана, Иван Васильевич сулил им, что «княжь Юрьеву отчину с ними делит». Сделав диверсию к Пскову и убедившись, что немцы отступили, князья пошли на помощь к брату, и соединенные московские силы сосредоточились у Кременца и Боровска, готовые к бою. Хан оказался не только стратегически, но и политически побитым и без боя отступил, пограбив в сердцах пограничные литовские волости да пустив незначительный набег на южную «украйну» московскую.