Затем началось выполнение. Вопрос о даче великому князю волостей и сел прошел те же стадии. Новгородцы пытались сами «явить» великому князю десять волостей, он не принял. Новгородцы догадались, что надо бить челом, «чтоб сам государь умыслил, как ему своя отчина жаловати, и отчина его покладается на Бозе да на нем». Великий князь назначил себе половину всех волостей владычных и монастырских и все земли новоторжские «чьи ни буди». Поговорив с Новгородом, послы вернулись с тем, что Новгород отступается великому князю всех этих земель. Иван Васильевич велел представить себе список волостей владыки и монастырей, грозя отобрать все утаенное, и определил затем, что именно берет. Кроме того, потребовал себе, «которые земли наши великих князей за вами», и взял на себя все села, какие были за князем Васильем за Шуйским – по его положению князя в Новгороде. Затем пошли переговоры о размере дани великому князю применительно к отношению новгородской сохи (в 3 обжи) и московской. Определив дань с сохи по полугривне «на всяком, кто ни пашет землю, и на ключниках, и на старостах, и на одерноватых», великий князь согласился не посылать в волости новгородские своих писцов, а принять в основу обложения показания землевладельцев по крестному целованию, сколько у кого сох. Не посылать и своих данщиков, а предоставить новгородцам «самим дань собирая, отдавать, кому велит у них имати». Наконец, составлена была крестоцеловальная запись, которую великий князь, по просьбе послов, велел «явити» всему Новгороду, и Новгород, весь слушав ее на вече, принял ее. 15 января 1478 г. бояре московские привели весь Великий Новгород к целованию на той грамоте.
По-видимому, последнее вечевое собрание в Великом Новгороде было, когда его жители «список слышали» той грамоты, на какой им предстояло великому князю крест целовать. Само крестоцелование произошло без созыва. Бояре, житьи люди и купцы присягали на владычном дворе при боярине Иване Юрьевиче Патрикееве, остальные жители – по пяти концам – при детях боярских и дьяках великого князя, поголовно, не исключая «жен боярских вдов» и боярских людей. «Да что была у новогородцев грамота укреплена межи себя за 50 и 8 печатью, и ту у них грамоту взяли бояре»[262]
. Едва ли под этой грамотой можно разуметь какой-либо акт Новгородского государства. Скорее, это грамота конфедерации, договор пяти концов о совместном стоянии за общее дело, вроде тех вечевых договоров, какими новгородцы ранее завершали свои усобицы, когда «все пять концов поидоша в одиначество и грамоту списаша и запечаташа на вечи». Народоправство новгородское сменилось «государьством великого князя».До нас не дошла крестоцеловальная запись 1478 г. О ее содержании и летописные рассказы говорят глухо: это «список целовальный», на чем новгородцам крест целовати, грамота, «на чем великим князем добили челом новгородци». В. И. Сергеевич был уверен, что в эту грамоту включены были все обещания Ивана Васильевича, вероятно, основываясь на последнем из приведенных выражений. Из этой уверенности он сделал существенные выводы, что Новгород «отложил вече и посадника, но не отказался от всей своей старины», «великий князь согласился на значительные ограничения своей власти», и, стало быть, «договор с государем и с московской точки зрения не представлялся… делом невозможным». Новгород целовал крест «по старине… на грамоте, в которую были внесены все вышеозначенные условия»[263]
. Едва ли все это так. Посылая бояр приводить к присяге Новгород, великий князь «и жалованье свое к Новгороду приказал», что я склонен понять, по аналогии с результатом переговоров, как устную декларацию великокняжеских обещаний. Ведь, закончив все дело, Иван Васильевич послал сообщение в Москву к матери, митрополиту и сыну Ивану, что он «отчину свою В. Новгород привел во всю свою волю и учинился на нем государем, как на Москве»; и едва ли это сообщение стояло в таком резком противоречии с целовальной записью, какое предполагает Сергеевич. Не договор, а пожалование по челобитью видит великий князь в своих обещаниях. Самая целовальная запись была односторонним актом новгородцев, закреплена она их присягой, подписью владыки и его печатью, да печатями пяти концов. Но великокняжеской на ней не было, и не видно ни из чего, чтобы новгородцы получили утвержденный им «противень». На третий день после новгородской присяги «били челом великому князю в службу бояре новгородские и все дети боярские и житьи, да приказався вышли от него».