Лекции по русской истории. Северо-Восточная Русь и Московское государство

Одной из существенных научных заслуг Н. П. Павлова-Сильванского представляется мне выяснение в той части его труда, которая озаглавлена «Община и боярщина», подлинного житейского характера и значения наместничьего управления XIV–XV вв. Вглядевшись в то, что оно из себя представляло, поражаешься поверхностным характером его управительной роли и деятельности.

Округа наместничьего управления были огромны в слабо населенной стране, где поселки волостные раскидывались на сотни верст в море леса и пустырей, часто болотных. Сама старинная волость – большая территория от 200 до 800 квадратных верст. А по нескольку десятков таких волостей приходилось на станы наместничьего управления; два-три, иногда больше, таких стана составляли округ наместничьего управления, которое ведалось каким-нибудь десятком или несколько большим числом его агентов, тиунов и доводчиков. Эта кучка людей, можно сказать, тонула в волостном житейском море. А ведь ею исчерпывалось представительство власти на местах в областном управлении. Князю это управление служило отчасти источником дохода, отчасти и, вероятно, даже больше средством содержать нужную силу слуг своих, кто покрупнее, и собирать их к себе побольше.

А чем было оно для населения, что ему давало? Основные функции управления выполнялись почти целиком выборными волостными властями, «старостой со крестьяны». По Двинской грамоте, единственной уставной грамоте XIV в., «самосуд», караемый пеней – только один: «кто изымав татя с поличным да отпустит, а собе посул возмет» – а «опрочь того самосуда нет», да ведь и это, по-настоящему, вовсе не самосуд. Охрана местной безопасности, поскольку существовала, создавалась, очевидно, самодеятельностью волостных общин: у наместничьего управления не было ни сил, ни средств – ни следить за местной жизнью, ни опекать ее. Наместник прежде всего кормленщик – получает кормы, собирает пошлинные доходы, но он и «ведает» и «блюдет» пожалованные ему волости. Наместник – судья. Но весь строй старого судебного процесса таков, что судебная власть вступает в силу только по почину заинтересованных лиц, а частному лицу обратиться к наместничьей власти за защитой нарушенных прав своих едва ли часто бывало по карману: столько приходилось уплатить «хоженого» или «езду» наместничьим доводчикам при надобности осмотра или опроса на месте в сколько-нибудь отдаленной от стана местности. Недаром в дошедших до нас «судных списках» всё больше монастыри да целые волости выступают сторонами. Наместник – власть административно-полицейская. Но какие были у него способы искоренять разбои и татьбу, и всякую преступность, кроме разве взыскания «вины» с волости за нераскрытые ею преступления, если о них узнает по «извету» или «язычной молве»? Наместник – власть финансовая. Но и тут его роль пассивная: получение доходов своих и государевых по раскладке и сбору волостных людей промеж себя – как те же «старосты со крестьяны» организовывали всякую повинную работу или даточных людей давали, когда это требовалось, «покручая» меж себя четвертый пятого или как приходилось на «городовое дело» и тому подобные повинности. Не будет преувеличением сказать, что при наместниках-кормленщиках вся действительная работа по охране общественного порядка и безопасности, суд и расправа, сбор государевых доходов и наместничьих кормов лежали на волостных общинах с их выборными. Система наместничьего управления лежала лишь очень поверхностно на массовой жизни областей, и ее значение, можно сказать, было, кроме целей кормления, не столько судебно-административным, сколько политическим. При слабом развитии действительной правительственной власти в ту эпоху, наместничествами достигалась иная цель: с их помощью закреплялась и сосредоточивалась в руках московского государя верховная политическая власть над областями, входившими – постепенно во все большем количестве – в состав государства великих князей московских. Жалуя своим князьям и боярам в кормление города и волости, великий князь едва ли был особенно расточителен: нельзя же было всю эту массу земель и людей, на них осевших, вовлечь в путное, дворцовое управление, а ведь это по всей тогдашней системе отношений единственный способ непосредственного управления и извлечения доходов из княжеских владений. Оставалась другая система: возлагать неизбежный минимум правительственной деятельности на местах на те органы власти, которые таким путем получали свое содержание, давая в обмен великому князю – свою службу, часть местных доходов и – last not least[292] – обеспечение его властвования над данной частью территории и населения.

На фоне такого представления о действительной роли наместничьего управления в раннем Московском государстве можем себе представить яснее политический и административно-государственный смысл тогдашнего крупного землевладения, боярского и церковного.