Лекции по русской истории. Северо-Восточная Русь и Московское государство

Вопроса о «происхождении» такого боярского землевладения мне, собственно, касаться особенно незачем. Отмечу только, для сохранения исторической перспективы, что это явление, уже сложившееся в основных своих чертах еще в киевский период. С XI в. идут известия о боярском землевладении, о селах боярских, где хозяйство ведется руками частью невольной челяди – холопов, частью полусвободного люда – закупов. С падением Киевщины и городского строя русских земель повсеместно наблюдаем быстрый рост силы и значения землевладельческого боярства. На русском северо-востоке – это влиятельная политическая сила во времена Юрия Долгорукого, Андрея Боголюбского, Всеволода Большое Гнездо. В так называемые удельные века боярство – неизбежная действующая сила во всех перипетиях междукняжеских отношений, настроение которой не раз решало судьбы князей и княжений. А фундамент боярского значения – в политической силе и политическом характере боярского землевладения. Суть этого «политического характера» в том, как известно, что владелец боярщины «имел право суда и управления, в той, или иной мере, над населением в пределах своих владений» (Павлов-Сильванский) или, как выражается Неволин, «получал многие права державной власти и становился в своей вотчине как бы князем», был для населения своей вотчины судьею по делам не только гражданским, но и уголовным, собирал на себя в своей вотчине различные пошлины, следовавшие в казну княжескую, например, мыто, мостовщину, перевоз, пользовался повинностями, учрежденными собственно для князя, и т. п. Словом, был во всем подобен кормленщику-наместнику по отношению к населению, т. к. «ведал его и судил, и ходил во всем по пошлине». Мы знаем об этих особенностях владельческого положения средневековых бояр исключительно из жалованных грамот разного типа – несудимых, невъезжих, льготных, которыми, начиная с Ивана Калиты, княжая власть гарантировала боярские вотчинные привилегии, определяя обыкновенно их объем и границу. Это вызвало у историков представление, что правительственные права землевладельцев над населением их вотчин явились, в самом происхождении своем, результатом княжого пожалования. Так долго, хотя и не без колебаний, смотрели на Западе на происхождение сходных прав западноевропейских феодалов из королевских пожалований, но дальнейшая работа привела к выводу, что права эти и связанная с ними практика много старше первых так называемых «иммунитетных грамот». И у нас гениальный создатель истории русского права К. А. Неволин еще в 1857 г. после характеристики державных прав бояр по жалованным грамотам землевладельцев писал в своей «Истории гражданских законов»: «Но, может быть, такими грамотами был только подтверждаем как исключение (?) тот порядок вещей, который в древнейшие времена существовал сам собою и по общему правилу. Надобно полагать, что в древнейшие времена права вотчинника были не теснее, а напротив, еще обширнее, чем они были во времена позднейшие… При слабой власти общественной сильный вотчинник в пределах своей земли был самовластным господином. Никто не мог вступать на его землю без его согласия. Он был посредником между правительством и лицами, жившими под его рукою на его земле. Он производил суд между ними по делам, у них между собою возникавшим, и никто не мог вмешиваться в отправление судебной его власти. К нему должен был обращаться тот, кто имел дело до его людей или людей, живших на его землях… Если дело происходило между лицами, подвластными разным вотчинникам, то общий суд их полагал ему конец»[284]

. Так, облик боярина-землевладельца рисуется Неволину весьма сходным с положением удельного князявотчича, также вполне самостоятельного во внутреннем управлении, суде и расправе над населением своего княжества, также разрешавшего споры своих людей с чужими в форме сместного или вопчего суда. Общий взгляд Неволина возрожден Н. П. Павловым-Сильванским, который проводит мысль, что «иммунитетные права проистекают не из отдельных княжеских пожалований, а из общего обычного права»

[285]

. Высказавшись так, Неволин продолжает: «С утверждавшеюся и распространявшеюся княжескою властью такой порядок не мог быть совместен. Но он не мог быть вдруг уничтожен. Переход к уничтожению его составляют несудимые грамоты. То, что прежде принадлежало вотчиннику в силу вотчинного права, то было теперь знатнейшим вотчинникам обеспечиваемо жалованными грамотами, как особенное преимущество». Тут не все, конечно, верно. Неверно то, что жалованные грамоты подтверждали лишь «как исключение», и то за «знатнейшими», то, что было прежде общим правилом. Сергеевич, также вслед Неволину признавший, что «возникновение указанных преимуществ и льгот относится, конечно, к самой отдаленной древности», говорит более правильно: «Надо думать, что такие пожалования составляли общее правило, а не исключение», – и указывает, что среди пожалованных, чьи грамоты до нас дошли, встречаются разные «Ивашки и Федьки», имевшие свои привилегии наряду с большими людьми, имена которых писались с «вичем»[286].