В итоге боярщина является в составе вотчинных княжений удельного времени не новообразованием, созданным будто бы княжеской политикой пожалований, а бытовой и обычно-правовой стариной, которая растет и развивается, и крепнет параллельно развитию самих вотчинных княжений, внутри их, и с которой растущей в свою очередь великокняжеской власти приходилось считаться как с большой общественной и экономической силой. Близость такой боярщины к вотчинным княжениям и уделам, особенно мелким и дробным по территориальному объему, естественно, привела исследователей к вопросу: распространялось ли на них право отъезда с вотчинами, свойственное даже самым мелким князьямотчичам, которые постепенно теряли это свое право лишь окольным путем договоров с великим князем о том, что им от него «неотступным быти», и договоров между крупными князьями о том, чтобы друг от друга их служебных князей с вотчинами не принимать, а которые отъедут, то те вотчин лишены? Всего тщательнее обработал этот вопрос Н. П. Павлов-Сильванский в § 81 своего труда о «Феодализме в удельной Руси» и пришел к вполне правильному выводу, что боярский отъезд с вотчинами был явлением, весьма знакомым удельной Руси, но рано подавленным окрепшей княжеской властью, почему оно и отразилось в наших источниках почти только косвенно. Полнота вотчинной власти над боярщиной была столь велика, что при свободе личной службы бояр-вотчинников получалось резкое противоречие между политико-административным значением боярщины в составе одного княжения и службой самого боярина в другом. Отсюда забота каждой политической единицы в удельной Руси, чтобы чужие бояре, как и чужие князья, не распространяли своей вотчинной власти на ее части ни в форме покупки земель, ни в форме приема под свою господскую власть так называемых закладней, или закладников, вольных людей, поступавших под чью-либо частную, личную власть путем челобитья им в службу или под их патрональную опеку. Лишь в виде компромисса в договорах между союзными князьями устанавливается возможность боярина или вольного слуги-вотчинника служить в одном княжестве, а вотчину иметь в другом, и то с обязательством не разрушать ее связи с политико-административным целым местного княжества, т. е. «судом и данью», «тянуть по земле и по воде» и не уклоняться от участия в защите по территории, а являться для «городной осады» к месту своего землевладения. Новгородцы настойчиво уговариваются с князьями, чтобы те не принимали «ни людий новгородьскых… ни земли»[287]
.