Лекции по русской истории. Северо-Восточная Русь и Московское государство

Рост крупного землевладения, прежде всего, естественное следствие накопления богатства в руках высших социальных слоев и применения его к земледельческому хозяйству двумя путями: оно ставится либо силой невольной челяди, холопов боярских, либо трудом вольных людей – крестьян, которых втягивает в чужое крупное хозяйство возможность получить ссуду (помогу) и льготу в уплате дани и иных пошлин. Средневековое землевладельческое хозяйство могло быть относительно очень крупным, по размеру земельных владений, но не было крупным хозяйством по технике ведения дела. Поэтому верно определяют его тип историки экономического быта, когда говорят, что для него характерно соединение крупного землевладения с мелким хозяйством. Дело велось путем создания на территории боярщины многих таких мелких крестьянских хозяйств, в которые и вкладывался владельческий капитал мелкими долями в форме помоги, ссуды, отчасти уплаты даней и пошлин князю за крестьян, если не удавалось выхлопотать более или менее полной финансовой льготы. Богатые монастыри, богатые бояре деятельно поработали над этой формой развития внутренней колонизации, притом, по-видимому, если только нас не обманывает случайный состав наших источников, расцвет этой деятельности падает на последние десятилетия XIV и особенно на XV в. Во всяком случае это время, когда неослабно растет крупное землевладение, плодя свои починки и поселки и все больше утесняя более медленное развитие свободных крестьянских волостей, которым оставалось только жаловаться, что их «деревни и пустоши волостные разоимали бояре и митрополиты, не ведаем которые, за себя». Павлов-Сильванский отмечает такие моменты этого процесса: 1) «значительные части волостных территорий переходили во владение бояр и монастырей в качестве заимок или розделей невозделанных земель» – возникали деревни, которые владелец «разделал на лесе своими людьми», починки, которые «чернецы на лесех ставили»; 2) захват пустошей, заброшенных временно участков; 3) скупка участков у отдельных крестьян или других владельцев, ранее приобретших часть волостной земли[295]

. Вопрос о законности всех таких приобретений оказывался весьма спорным. По крепкому обычно-правовому воззрению, раз занятая волостная территория, а тем более пустоши – выморочные и покинутые участки, уже приспособленные для сельскохозяйственной культуры, стояли под территориальной властью волостного мира, который распоряжался ими по мере надобности – путем раздачи «старостой со крестьяны» новоприбылым поселенцам долей леса и полевой земли за тягло, на оброк или в льготу. То, по нашему говоря, право собственности, какое принадлежало крестьянам-хозяевам на их участки, широкой возможностью отчуждения и распоряжения не нарушало – по крайней мере в принципе – при своеобразной конструкции основных понятий средневекового вещного права, владельческих прав волости. И волостные крестьяне не раз пытались оспаривать захваты и приобретения светских и церковных землевладельцев, но систематически проигрывали судные дела, раз землевладелец мог представить грамоту, закрепившую ту сделку, по которой был приобретен спорный земельный участок. Конечно, такие грамоты можно было представить в случае покупки, вклада в монастырь, духовной и т. п. Но на заимки и захваты – под свое прямое хозяйство или в пользование волостным лесом, рыбными и звериными ловлями – таких грамот, удостоверяющих законность приобретения, не оказывалось. Однако самый даже факт, что перед правом подобного приобретения отступало высшее право волости на всю свою территорию, уже свидетельствовал о презумпции в пользу частновладельческого землевладения.