Лекции по русской истории. Северо-Восточная Русь и Московское государство

В XIV и XV вв. – по крайней мере в пределах московских владений – князья относились с чрезвычайной бережливостью к платежной силе черных тяглых людей. Разумею тут отношение междукняжеских договоров и духовных грамот к «численным и данным людям», которых князья первоначально «блюдут с одиного», а потом, хоть и стали делить заведывание ими по уделам, сводя долю каждого в общей дани татарской к условленной сумме, но все-таки уговаривались между собой не расхищать этого основного финансового фонда. Дело в том, что по мере развития и роста дворцового хозяйства, князья часть волостных земель и волостного населения неизбежно втягивали в него. Еще при Калите упоминаются «выиманные по волостям люди», в службу «уряженные» на ту или иную службу по дворцовому хозяйству, по-видимому, в работу по специальным отраслям дворцового хозяйства – путям. Это слуги, «которые потягли к дворскому». И князья в договорах стремятся связать сами себя и друг друга обязательством – таких слуг, а также «черных людей, которые потягли к сотникам», в службу впредь не принимать, земель их не покупать и боярам не позволять таких покупок. С этой точки зрения, разрешение покупок волостных земель и утверждение уже совершившихся, допущение заимок и раздача пустошей стояли в несомненном противоречии не только с обычно-правовыми воззрениями народных общин, но и с интересами княжеской политики. А все-таки практика изъятий нарастала, и эволюция шла не в сторону тенденции договоров. Надо помнить, что договоры междукняжеские, с какими мы дело имеем, – московские, и эта их тенденция, может быть, и не типична для эпохи вотчинных княжений Северо-Восточной Руси. Как ни ограничен доступный нашему изучению материал, исследователи давно установили не только то, что более ранние пожалования более щедры и широки, а затем постепенно суживаются, но и то, что пожалования в областях немосковской власти и в XV в. шире и щедрее, чем московские. Так что указанные ограничения пожалований еще в XIV в. естественно признать особливой чертой именно московской политики. Нельзя при попытке уложить эти явления в соответственную историческую перспективу не вспомнить о двух одиноко стоящих очень старых грамотах. В 1130 г. князья Мстислав Владимирович, старший сын Мономаха, и его сын Всеволод дали новгородскому Юрьевскому монастырю волость Буйцы по берегу озера того же имени «с данию и с вирами и с продажами». Такое пожалование волости монастырю вместе с княжими доходами от управления волостными смердами можно бы назвать пожалованием кормления в вотчину, т. к. тут соединены земельное пожалование вотчиной и передача в руки монастыря правительственных доходов, не исключая и «полюдия даровьного», добавленного в грамоте от себя великим князем отцом[296]

. Затем ко второй половине XIII в. надо отнести то известие, какое находим в грамоте Олега Ивановича рязанского (70–80-е гг. XIV в.) о наделении рязанскими князьями, их боярами и мужами нового Богородичного монастыря пятью погостами с населением в 860 семейств с землями, и угодьями, и с правительственными доходами – судными и иными пошлинами. Странен в этом известии состав жалующей власти – 3 князя, 300 бояр и 600 мужей, своеобразен счет на семьи, но рязанские, как отчасти тверские, грамоты во многом так своеобразны для нас, привыкших к московским формам, что тут с дипломатической критикой надо подходить крайне осторожно, тем более что подлинность пергаменной хартии Олега не заподозрена

[297]

.

Так в главных чертах выступает перед нами развитие крупного землевладения. Оно в политико-административном смысле было привилегированным. Это значит, что его влиятельное и во многом независимое положение было в эпоху роста и усиления великокняжеской власти признано ею, закреплено как привилегия в жалованных грамотах, определявших особое – в отличие от общего строя княжого управления – положение землевладельцев-грамотчиков и населения их владений. Суть этой привилегированности можно определить как признание церковной и светской боярщины особой и самостоятельной единицей правительственного строя, своего рода административным округом. Это достигалось, как известно, двумя чертами жалованных грамот: изъятием грамотчика и его вотчины из-под власти наместничьего управления и передачей судебно-административной власти над населением в руки вотчинника.