Лекции по русской истории. Северо-Восточная Русь и Московское государство

Этот красивый, эффектный образ был хорошо знаком московским книжникам XVI в. Им любил тешиться царь Иван Васильевич. Учтя в 50-х гг. знатность своего боярства составлением «Государева Родословца», он так описывал состав слуг своих в грамоте Густаву Вазе: «Наши бояре и намесники изъвечных прироженных великих государей дети и внучата, а иные ординских царей дети, а иные полские короны и великого княжства литовскаго братья, а иные великих княжств Тферского и Резанского и Суздалского и иных великих государств прироженцы и внучата, а не простые люди»[321]

. Этот же образ подсказал Ключевскому его существенный вывод, что в XVI в. «московская Боярская дума стала оплотом политических притязаний, возникших в московском боярстве при его новом составе». Какие же это «политические притязания» и насколько их можно действительно связывать с традициями удельной княжеской власти? «Сущность этих притязаний состояла в требовании, чтобы центральным и областным управлением руководили вместе с государем люди известного класса, расстанавливаясь согласно с местническим отечеством, в порядке родословного старшинства лиц и фамилий»

[322]

. Таков ответ Ключевского. Но его собственное изложение противоречит мнению, будто эти притязания возникли в московском боярстве именно в связи с его новым составом. Особая глава «Боярской думы» посвящена выяснению, что «политические привычки и стремления московских государей не противоречили этим притязаниям», т. к. московские государи XIV и XV вв. вели все дела свои с бояры своими и им обязаны были успехами своей великокняжеской власти[323]. В эту среду – московскую правящую среду – входили постепенно княжата, не внося новых тенденций, а продолжая образ действий московских бояр XIV в. Признавая все это, Ключевский в конце концов готов самих государей московских признать носителями живучей традиции «раздела правительственной власти» с боярами и полагает, что московское общество раньше своих государей сделало политические выводы из свершившихся перемен и составило себе новое понятие о верховной власти, признав «себя и все свое полною собственностью государя», т. е. построив представление о вотчинном абсолютизме государя, великого князя. Одно это должно бы предостеречь от увлечения мыслью, что «притязания» бояр на «соправительство» с государями имеют корень в составе нового, княжеского боярства, с его преданиями вотчинной правительственной власти. Эта злополучная мысль заставляет и самого Ключевского останавливаться не без недоумения перед такими явлениями, как отсутствие определенного отражения этих «боярских притязаний» на переменах в устройстве боярской думы XVI в. и на какой-либо заботе бояр о расширении и обеспечении своих политических прав, т. к. они не наметили никакого плана государственного устройства, который их бы обеспечивал. Получается в общем крайне неясное впечатление от этих «боярских притязаний», неопределенных, неформулированных, почти неуловимых. Быть может, причина тому не в явлениях жизни XVI в., а в неправильном подходе к их изучению.

В разногласиях между боярством и московскими государями XVI в. следует, по-видимому, различать два совсем разных мотива, лишь внешним образом и в этом смысле, можно сказать, случайно переплетавшихся друг с другом. Один из них – подлинно политический и касается он, по существу, вопроса о самом характере власти московских государей, их «самодержавия» в смысле вотчинного абсолютизма, форм и порядков великокняжеского управления. Этот мотив правильнее не связывать с традициями владельческого и правительственного значения княжат. Зато с этими традициями непосредственно связан другой мотив – о местнических привилегиях родословного боярства, разросшийся постепенно в борьбу из-за правительственного влияния боярских верхов с новыми, неродословными группами слуг государевых. Вопрос скорее сословный, социальный, чем политический. Правда, и в сознании людей XVI в. и представлениях историков нашего времени они, естественно, сплетались и оказывались двумя сторонами одной медали. Но для удобства и точности анализа их лучше рассмотреть порознь, т. к. у них совсем разные принципиальные основания.