Ленин и Троцкий. Путь к власти

«Открылся съезд лиги 26 октября 1903 г. С одной стороны сидели меньшевики, с другой – большевики. Я соображал, куда же мне сесть? Оказалось, что один только я твёрдо не примкнул ещё ни к одной стороне. Я сел с большевиками и голосовал с ними. Большевиками руководил Плеханов. 28 октября после гнусных выпадов Мартова в своём содокладе против Ленина и против сторонников большинства II съезда большевики, кроме члена бюро и секретаря II съезда лиги (Ортодокса и Конягина), во главе с Плехановым покинули в виде протеста съезд. Я же остался на съезде. Для меня было ясно, что уход большевиков – большинства ЦК, ЦО и Совета партии – заставит меньшинство или подчиниться решениям II съезда, или же пойти на раскол. Но что я мог сделать? Ничего. Сидя на съезде лиги после ухода большевиков, я решил стать твёрдо и решительно на их сторону и также покинул съезд…»^[215]

На спешно организованной встрече в кафе неподалёку Плеханов с возмущением осудил поведение меньшинства и предложил план борьбы с ним. В глубине души, однако, он предчувствовал что-то неладное. Если изначально он поддерживал Ленина, точку зрения которого он считал безусловно верной, то теперь, глядя на непреодолимую пропасть, которая всё больше отделяла большинство от прежних друзей и коллег, сила духа Георгия Валентиновича стала ослабевать. Плеханова терзали сомнения. Правильно ли он поступил, встав на сторону Ленина? Стоило ли разрывать отношения ради нескольких пунктов устава? Вместе с Лениным он пошёл на уступки меньшинству, но меньшинство потребовало полной капитуляции большинства. Стоила ли игра свеч? Почему бы, в самом деле, не вернуть старую редколлегию ради примирения? В конце концов прежняя система, несмотря на все её недостатки, была лучше той, которая сложилась сейчас.

Юлий Мартов, один из лидеров меньшевиков

Владимир Ильич, готовый пойти на уступки, рассматривал вариант с кооптацией прежних редакторов. Но опыт показывал, что каждая уступка только увеличивала непримиримость меньшинства. Ленин был вынужден поднять перчатку, брошенную к его ногам, так как дальнейшие уступки нанесли бы партии непоправимый вред. Разрыв с Мартовым оставил глубокий шрам в душе Ленина, который позже признался Крупской, что это было самым трудным решением в его жизни. Интересы партии, рабочего класса и социализма были, однако, важнее личных соображений.

Плеханов же был из другого теста. Он уже начинал «тонуть в мёртвой, тянущей ко дну эмигрантщине»^[216] и был неспособен перейти в новый – революционный – исторический период, который предъявлял иные требования к партии и к её руководству. Удивляло в этой ситуации отнюдь не то, что Плеханов капитулировал, а то, что изначально он встал на сторону Ленина. Этот поступок Плеханова, который, по крайней мере, попытался сделать шаг в правильном, но не знакомом ему направлении, заслуживает уважения. Позднее, в 1909 году, Георгий Валентинович ещё раз повернул налево и вступил в блок с большевиками. Это, правда, была его последняя попытка, после чего он, к сожалению, уверенно свернул направо и последние годы своей жизни провёл в реакционно-патриотическом лагере. Троцкий однажды заметил, что, для того чтобы быть революционером, мало иметь одну теоретическую концепцию. Требуется ещё известная сила воли. Без неё революционер похож на часы со сломанной пружиной. Эта аналогия точно выражает ту слабую сторону Плеханова, которая, несмотря на огромный вклад Георгия Валентиновича в рабочее движение, окончательно подорвала и уничтожила его как революционера.