Ленин и Троцкий. Путь к власти

«Бывали минуты, когда он ясно видел, что разрыв неизбежен. Раз он начал писать Клэру (Кржижановскому. – А. В.) о том, что тот не представляет себе совершенно настоящего положения, надо отдать себе отчёт в том, что отношения старые в корне изменились, что старой дружбе с Мартовым теперь конец, о старой дружбе надо забыть, начинается борьба. Этого письма не докончил и не послал Владимир Ильич. Ему чрезвычайно трудно было рвать с Мартовым. Период питерской работы, период работы в старой “Искре” тесно связывал их. <…>. Потом Владимир Ильич яростно боролся с меньшевиками, но каждый раз, когда линия Мартова хоть чуточку выпрямлялась, у него просыпалось старое отношение к Мартову. Так было, например, в 1910 г. в Париже, когда Мартов и Владимир Ильич работали вместе в редакции “Социал-демократа”. Приходя из редакции, Владимир Ильич не раз рассказывал довольным тоном, что Мартов берёт правильную линию, выступает даже против Дана. И потом, уже в России, как доволен был Владимир Ильич позицией Мартова в июльские дни (1917 года. –

А. В.) не потому, что от этого была польза большевикам, а потому, что Мартов держится с достоинством – так, как подобает революционеру. Когда Владимир Ильич был уже тяжело болен, он мне как-то грустно сказал: “Вот и Мартов тоже, говорят, умирает”»^[208]

.

Эту привычную для Ленина черту характера часто упускают из вида. Полностью лишённый сентиментальности, Владимир Ильич никогда не позволял себе смешивать личные симпатии и антипатии с принципиальными политическими вопросами. Но умел распознавать в других людях талант и пытался использовать его на благо общему делу. Злопамятность была абсолютно чужда этому человеку, который всю свою жизнь был невероятно лоялен ко всем своим товарищам. На протяжении нескольких месяцев после Второго съезда Ленин не оставлял попыток восстановить единство и даже согласился пойти на уступки, то есть был готов отдать завоёванные на съезде позиции. Крупская вспоминала:

«После съезда Владимир Ильич не возражал, когда Глебов предложил кооптировать старую редакцию, – лучше уж маяться по-старому, чем раскол. Меньшевики отказались. В Женеве Владимир Ильич пробовал сговориться с Мартовым, писал Потресову, убеждал его, что расходиться не из-за чего. Писал по поводу раскола Владимир Ильич и Калмыковой (Тётке) – рассказывал ей, как было дело. Ему всё не верилось, что нельзя было найти выхода»^[209].

Сразу по окончании съезда Ленин призвал Мартова к соглашению. В письме к Аксельроду, отправленном 31 августа 1903 года, Мартов писал:

«С Лениным я виделся раз. Он просил меня передать всем предложение о сотрудничестве. Я сказал, что формальный ответ дам, когда мы вместе обсудим это формальное предложение, а пока отказался. Он много говорил о том, что, отказываясь сотрудничать, мы “наказываем партию”, что никто не ждал, что мы станем бойкотировать газету. В публике он даже говорит, что, готовясь выйти, если будет утверждён старый состав редакции, он имел намерение “работать вдвое более” в качестве сотрудника»^[210].

Была бы воля Ленина, раскол тут же был бы устранён. Но едва ли не истеричная реакция меньшинства сделала соглашение невозможным. Потерпев поражение на съезде, группа Мартова начала наступление на большинство в целом и Ленина в частности. Юлий Осипович издал брошюру, в которой обвинил Ленина в создании «осадного положения» в партии. Атмосфера накалялась пропорционально важности вопросов, поставленных на карту. Осип Пятницкий, ответственный за распределение «Искры» в Берлине, вспоминал удивление и растерянность среди рядовых членов партии, знакомившихся с отчётами со съезда: