«Толкуют о свободе, – писал Владимир Ильич, – говорят о народном представительстве, ораторствуют об Учредительном собрании и забывают постоянно, ежечасно и ежеминутно, что все эти хорошие вещи – пустые фразы без серьёзных гарантий. А серьёзной гарантией может быть только
победоносное народное восстание, только полное господство вооружённого пролетариата и крестьянства над всеми представителями царской власти, которые отступили шаг назад перед народом, но далеко не подчинены ещё народу, далеко не низложены народом. И пока эта цель не достигнута, до тех пор не может быть настоящей свободы, настоящего представительства народа, действительно учредительного собрания, которое бы имело силу учредить новые порядки в России»[342].Предлагая уступки для разряжения обстановки, царский режим просто выигрывал время и готовил ответный удар. Подобная ситуация характерна для каждой революции. Её можно назвать периодом демократических иллюзий
. Людям кажется, что проблема решена, что революция окончена, а на самом деле она только начинается. Решающее сражение – впереди. Манифест 17 октября принципиально ничего не решал, он просто служил оправданием для либералов, желающих отойти от революции. Как заранее предполагали Ленин и Троцкий, буржуазия, которая всё время стремилась к заключению сделки с царизмом в ущерб рабочим и крестьянам, теперь предательски покинула лагерь революции. Крупные капиталисты и землевладельцы объединились в консервативный блок. Так появился Союз 17 октября (октябристы), который стал оплотом царской реакции. В то же время «либеральная» часть буржуазии основала Конституционно-демократическую партию (её членов называли кадетами), которая выступала за конституционную монархию, а де-факто была левым флангом самодержавия, прикрывая кровавый царский режим псевдодемократическими конституционными фразами. Со всей язвительностью Ленин нападал на это «прогрессивное» крыло буржуазии, обвиняя его в трусости и предательстве.«Что такое конституция? – писал Владимир Ильич. – Бумажка, на которой записаны права народа. В чём гарантия действительного признания этих прав? В силе
тех классов народа, которые осознали эти права и сумели добиться их»[343]. Ленин хладнокровно анализирует баланс сил в текущий момент и заключает: «Самодержавие уже не в силах открыто выступить против революции. Революция ещё не в силах нанести решительного удара врагу. Это колебание почти уравновешенных сил неизбежно порождает растерянность власти, вызывает переходы от репрессий к уступкам, к законам о свободе печати и свободе собраний»[344]. Как Ленин и предполагал, всё то, что самодержавие раздавало левой рукой, правой оно забирало обратно. Завоевания всеобщей стачки позволили рабочему классу ещё больше поверить в себя. Заключённых выпустили из тюрем, но свобода, завоёванная снизу, имела крайне неустойчивый и хрупкий характер. Только решительное свержение царского режима могло обеспечить подлинную политическую и социальную эмансипацию.Переход либералов из одного лагеря в другой расширил простор для действий. У революции отныне было только два пути. Только вооружённое восстание, возглавляемое пролетариатом, который тянул за собой крестьян, национальные меньшинства и все угнетаемые слои общества, было правильным выходом. Иллюзия конституционной реформы рассеялась как дым. Манифест 17 октября был явной попыткой провести на песке революции черту, за которую нельзя никому заступать. Эти реформы стали возможны не в результате махинаций либералов, а исключительно благодаря революционной борьбе пролетариата. Предостерегая от эйфории после Манифеста 17 октября, Ленин призвал рабочий класс собрать все силы для решающего удара. За фасадом предложенной конституции самодержавие готовило кровавую расправу. От революционеров требовалось ясное понимание того, что решающие битвы впереди и что сейчас есть уникальная возможность воспользоваться завоёванными свободами, чтобы быстро построить партию, расширить её влияние и готовиться к финальному сражению. Восстание было для Ленина единственной гарантией. Вооружение народа связывалось с борьбой за основные требования: введение восьмичасового рабочего дня, освобождение политических заключённых и т. д. Революционный реализм Ленина проявился в последующих событиях.
«Николай Кровавый»