Вернувшись в Цюрих, Ленин принялся захаживать в Народный дом на Гельветиаплац – не в Альтштадте, а с другой стороны от вокзала; своей «социалистической» архитектурой площадь напоминает московские; именно отсюда, кстати, 17 ноября 1917-го в Цюрихе началась почти-революция – с баррикадами, убитыми и ранеными. Ленин являлся сюда на заседания швейцарской социал-демократической партии, всегда садился на одно и то же место в третьем ряду, внимательно слушал – но рта не раскрывал. После апреля 1917-го руководство социал-демократов внимательно прочитало письмо Ленина швейцарским рабочим – и поняло, что помалкивал он не потому, что со всем был согласен, а чтоб не потерять право на убежище. О том, что он чувствовал ко всем этим оппортунистам, можно судить, пожалуй, по комментариям к конспектам трудов, которые ему приходилось читать для своего «Империализма», – трудов, написанных такими же буржуазными авторами, как те, что собирались в Народном доме; в этом смысле один из скучнейших томов ПСС, с «подготовительными материалами», выглядит живее некуда. «Бляга реакционная!»; «Мелкий жулик!»; «Идиотская казенщина!»; «Каша!»; «Пошлейшая бляга!»; «Автор – мерзавец, бисмаркианец»; «Прехарактерно, что идиот автор, с педантичной аккуратностью дающий даты и пр. о каждом царьке, о родке царьков, о выкидышах нидерландской королевы – не упомянул ни звуком восстания крестьян в Румынии!».
Избегая в открытую раскалывать швейцарских эс-дэ, Ленин пробовал сколотить на основе группы швейцарской молодежи ядро международной соцпартии, левее Международного социалистического бюро, где доминировали немцы.
Находкой оказался человек по имени Фриц Платтен, сыгравший в жизни Ленина значительную роль, причем не один раз. Многие думают, что Платтен – наивный иностранец, «соблазненный» матерым Лениным, кто-то вроде Пятницы при Робинзоне; это далеко не так. Россией Платтен заинтересовался еще в 1905-м, пытался возить туда оружие, угодил в тюрьму, каким-то сумасшедшим способом выбрался оттуда только в 1908-м (а вот в конце 1930-х уже не хватило сил; в Няндоме есть – не надо объяснять, почему – улица Платтена). К началу войны он был лидером группы швейцарских, так сказать, «нацболов» – молодых пролетариев, которые за несколько лет до появления в Цюрихе Ленина устраивали взбучки жестоким мастерам, дискутировали на тему «За кого должна выходить замуж девушка-работница?», отвинтили однажды с фасада реакционной газеты мраморную доску, украшали рождественские елки судебными документами, квитанциями и объявлениями о повышении квартплаты, праздновали 60-летие Веры Фигнер, показывали – вместо мелодрам и комедий – «культурфильмы»: «Заготовка древесного угля», «Охота на леопарда», устраивали раз в неделю доклады о Парижской коммуне, праздновании 1 Мая, борьбе с алкоголизмом и туберкулезом, о Толстом, анархизме Бакунина и порнографической литературе. Цель – социалистическое преобразование Швейцарии – подразумевала не только участие в безобидных перформансах, но и кровавые драки с полицией на демонстрациях и уличные столкновения с католическими буржуазными бойскаутами. В 1915-м они прочли немецкий перевод ленинского «Социализма и войны» – где сообщалось нечто удивительное: они-то полагали, что прекратить войну можно с помощью разоружения, пацифизма, а тут выяснилось, что единственное лекарство от войны – Немедленное Вооруженное Восстание. Ленина они называли «Стариком», и им импонировало, что он готов выступать именно перед ними – о том, что помимо действия открытых Марксом экономических законов есть еще и право масс и индивидов самим делать свою историю; это было интереснее, чем скучный рационализм Каутского. Ленин протягивал им спички и пузырек с керосином – нате, чего вы медлите, разжигайте; и начинайте в собственном доме, чего далеко ходить.