«"Не доверяйте…" Современный роман. История из мира юристов. Написал Берт Арчер». Ради любопытства я посмотрел на первую страницу текста, которая начиналась фразой: «Не правда ли, что все юристы – воры?». Меня заинтересовало такое начало, поэтому я уселся на стул и стал читать дальше. Я читал и не верил своим глазам. Не мог себе представить, что Дайкес такой идиот. Он давно работал в нашей фирме. Ведь он же должен был знать кое-что об ответственности за оскорбление фирмы. И тем не менее написал роман и собирался опубликовать. Иногда даже опытные адвокаты делают глупости – например, О’Маллей пошел на подкуп. Может быть, Дайкес думал, что будет в безопасности, если издаст свое произведение под псевдонимом.
Повествовало оно о деятельности нашей фирмы и царящих в ней отношениях. Имена были другие, события часто вымышленные, но, несомненно, в романе представлены все мы. Роман был так слаб, что, без сомнения, наскучил бы случайному читателю (но не мне). Дайкес писал о взятке, которую О’Маллей – я буду пользоваться нашими, а не вымышленными автором именами – дал председателю суда. присяжных, что я узнал о ней и сочинил анонимку в суд. Писал о процессе О’Маллея и о лишении его адвокатских прав. Окончание он выдумал. В романе О’Маллей спивается и умирает в госпитале Бельвю. Я прихожу проведать его на смертном одре. Он указывает на меня рукой и кричит: «Не доверяйте!». Отсюда следовало, что О’Маллей знал о моем доносе. Но не говорил, откуда. Это было нелепо.
Рукопись я взял с собой. Ведь если я нашел ее случайно, то таким же образом, она могла попасть и в другие руки, а я не хотел идти на риск. Вернулся домой, но не мог заснуть, встал и на такси поехал на Салливан-стрит, где жил Дайкес. Поднял его с постели. Сказал, что нашел рукопись и просмотрел ее. Но находясь в возбужденном состоянии, я совершил непоправимую ошибку. Я был твердо уверен, что Дайкес знает о моем доносе, и спросил его: откуда? Зачем? Он мог и сам все выдумать. По существу, моя ошибка не имела значения. Дайкес, конечно, разоблачил бы меня.
Анонимку в суд я печатал не дома, не на своей машинке, которой обычно пользовался. Я был осторожен. Воспользовался машинкой в Клубе путешественников. Был шанс, один на миллиард, что я нарвусь на разоблачение, но этого оказалось достаточно. Для защиты О’Маллея На процессе о взяточничестве мы достали фотокопии всех веских доказательств, не исключая и анонимки. Дайкес был неплохим экспертом по документам и по роду своей работы имел дело с теми фотокопиями. Он заметил, что одна буква слегка наклонена вправо, и вспомнил, что такую же особенность он уже видел в каком-то документе. Вспомнил и нашел! Нашел в записке, предназначенной ему, которую два месяца тому назад я отпечатал для него на той же машинке в Клубе путешественников. Я об этом забыл, а если бы даже и помнил, то посчитал бы возможность риска слишком ничтожной. Однако Дайкес сравнил под лупой фотокопии анонимки с запиской, о которой идет речь, и убедился, что оба документа отпечатаны на одной и той же машинке. Конечно, это не был неоспоримый довод в пользу того, что именно я послал анонимку в суд, но Дайкес был в этом убежден.
Автор „Не доверяйте…” был поражен, когда услышал, что я нашел и прочитал рукопись. Он божился, что не собирался компрометировать меня, когда я сказал, что он, несомненно, кому-нибудь проболтался, может быть, даже самому О’Маллею. Поклялся, что никому ничего не говорил. Дома у него был второй экземпляр рукописи. Оригинал, который ему вернула фирма Охолла и Хэнна, он держал в конторе, так как хотел показать его какому-нибудь агенту. Он отдал ее мне вместе со вторым машинописным экземпляром, а я уничтожил дома и тот, и другой. Через два дня я слег и прочитал машинописный экземпляр еще раз.
Я был уверен, что избежал разоблачения. Конечно, я не пошел бы на преступление, но если бы стало известно, что анонимным письмом я выдал своего компаньона, то для моей карьеры и репутации это имело бы катастрофические последствия. Речь шла даже не о том, что мог бы предпринять О’Маллей. Прежде всего я боялся, что оба мои компаньона и еще несколько человек, от которых я зависел, займут позиции, которые меня не устраивали. Но после нашего разговора с Дайкесом почувствовал себя относительно уверенно. Я верил, что Дайкес сказал правду и ни одного экземпляра рукописи больше не существует. Дайкес торжественно меня заверил, что до самой своей смерти не напишет ни слова на эту тему, но больше всего меня успокаивала мысль о том, что он должен молчать в собственных интересах. Его судьба зависела от будущего фирмы, а если бы дело вышло наружу, фирма незамедлительно бы распалась.