Несколько раз я навещал нашего делопроизводителя в его квартире и во время таких посещений опять совершил непоправимую ошибку, которую тогда счел мелочью, не придав ей значения. Нет! Это произошло в конторе во время работы. Я. вытащил из папки и положил перед собой заявление с просьбой об увольнении, которое – Дайкес подал несколько месяцев назад. Не помню почему, я заинтересовался, является ли заглавие „Не доверяйте…” цитатой из Шекспира. Дайкес ответил, что это начало третьего стиха сто сорок шестого псалма. Тогда на полях я написал карандашом „Пс 146–3”…»
Телефон упорно звонил, но я, однако, должен был закончить последнюю фразу, прежде чем снять трубку. Звонил Луис Касбон. По его тону я понял, что на этот раз он находится в возбужденном состоянии. Он хотел поговорить с Вульфом, а когда услышал, что тот будет лишь после одиннадцати, резко спросил:
– Но ведь с вами сейчас он бы мог поговорить?
– Разумеется, я здесь живу.
– Сейчас я представляю моих компаньонов и говорю от их имени, как и от своего собственного. Я звоню из нашей конторы. Хочу поговорить с Вульфом как можно скорее. Хочу повторить ему, что самоубийство старшего компаньона является для фирмы непоправимым ударом, а если мы узнаем, что именно Вульф злобно и сознательно толкнул его на этот поступок, мы постараемся, чтобы он ответил за это. Прошу вас передать ему мои слова.
– Такое сообщение испортит ему настроение до конца дня.
– Мне хотелось бы испортить ему настроение до конца жизни!
Касбон положил трубку, а я хотел вернуться к чтению, но подумал, что не мешало бы передать новости по назначению. По внутреннему телефону соединился с теплицей. Ответил сам Вульф, и я передал ему содержание разговора.
– С ума можно сойти! – коротко бросил он и положил трубку, а я вновь занялся рассказом Корригана.
«…Я считал, что нахожусь в полной безопасности, но все же не был спокоен. В конце декабря испытал новое потрясение. Тогда я осознал свое положение. Дайкес пришел в мой кабинет во время работы и попросил пятидесятипроцентного повышения заработной платы.
Он сказал, что рассчитывал на такую сумму от продажи рукописи, а поскольку лишился этого источника дохода,, ему следует дать соответствующую компенсацию. В мгновение ока я понял то, что должен был понять с самого начала. Я буду зависеть от Дайкеса еще долгие годы, может быть, до конца жизни, а границы вымогательства – его потребности. М&ня охватила паника, но внешне я оставался спокойным. Ответил ему, что должен подумать, каким образом потребовать от компаньонов такую значительную прибавку, попросив Дайкеса, чтобы он дал время на обсуждение наших дел и пришел ко мне домой на следующий день, то есть в субботу, 30 декабря, вечером.
Я решил убить его. Мне показалось, что это удивительно просто, так как он ничего не подозревал. Во время разговора я подошел к нему сзади и тяжелым пресс-папье ударил по голове. Он упал на стул, даже не вскрикнув, а я ударил его еще раз. Я ждал часа четыре до поздней ночи или, скорее, до раннего утра, пока опустели улицы, За это время мне пришлось еще три раза ударить Дайкеса. Машину я оставил перед домом, и когда пришло время, стащил труп вниз и, никем не замеченный, погрузил его в машину. Затем поехал через весь город к Восточной реке и около Девяностой улицы столкнул тело с пустынной набережной в реку… Мне следовало тогда быть менее спокойным, но я полагал, что все в порядке, раз Дайкес мертв. Два дня спустя я узнал из газет, что в реке выловили труп и что погибший утонул. Значит, Дайкес был только оглушен, когда я бросил его в воду. Было более двух часов ночи, а я еще не закончил работу. Я поехал на Салливан-стрит и забрался в квартиру, пользуясь ключом, который достал у него из кармана. Если бы я действовал голыми руками, подробный осмотр не потребовал бы и часа, но в перчатках он занял почти три часа. Однако ревизия себя оправдала, хотя я нашел всего три бумаги, достойные внимания: две квитанции Рэчел Абрамс, которая печатала рукопись Берта Арчера, и письмо Джоан Веллимэн на бланке фирмы Охолла и Хэнна, адресованное до востребования в почтовое отделение Клинтона.
Я говорил выше о подробностях осмотра, но, конечно, у меня не было времени для того, чтобы страницу за страницей просмотреть все книги, стоящие на полках, даже если бы я и считал нужным это сделать. И зря, так как я нашел бы написанный рукой Дайкеса список, где фигурировало имя Берта Арчера. Тогда фатальный кусок бумаги не попал бы в ваши руки, а мне не пришлось бы сейчас вам писать.
Около недели я не думал ни о Дайкесе, ни о Джоан Веллимэн, ни о Рэчел Абрамс. Потом начал беспокоиться. Одна печатала роман, другая читала его. Всего год тому назад газеты подробно писали о процессе О’Маллея и председателя суда присяжных. Они сообщили о лишении адвокатских прав бывшего нашего компаньона. Что произойдет, если эти женщины обратят внимание на сходство или, еще хуже, на точное повторение ситуации в романе и в жизни? Разумеется, они угрожали мне в меньшей степени, чем Дайкес, но все же были или могли быть для меня опасны.