Летний ресторанчик на берегу

Агот покосилась на нее, и Флоре смутно почудилось, что есть нечто такое, что она должна знать, что у нее самой должен быть некий план…

– Ну-у… – прогудела Агот.

– Да?

– Это бабулин дом!

– Я знаю, – кивнула Флора.

Она вывела Агот наружу, и они уселись перед фермерским домом на скалистый выступ. Сюда не долетал ветер, и солнце внезапно обожгло лицо Флоры, она тут же подумала, что нужно смазывать малышку солнцезащитным кремом, потому что кожа у Агот была белой, как молоко.

– Но твоя бабуля была моей мамой.

Агот немножко подумала над этим.

– Она мама папули!

– Верно, была. И моей мамой она была тоже. Твой папа и я – брат и сестра, вот так.

– Как Дзолдзи и Пепа?

Флора решила, что лучше согласиться с этим заявлением.

– Да, – ответила она. – Точно как Джордж и Пеппа.

Агот свесила ноги с теплого камня.

– А ее здесь нет?

Флора покачала головой.

– А тетя Флова глустит, сто мамули нет?

Девочка задала этот вопрос доверительным тоном.

Флора смотрела на прилив, бившийся о камни под нижним полем.

– Да, – призналась она. – Очень грустит.

Лицо Агот начало кривиться.

– Хочу к мамуле! – загудела она.

Не нужно быть большим знатоком детей, чтобы сообразить: назревают неприятности.

– Все в порядке, – поспешила сказать Флора. – С твоей мамулей все в порядке. Я просто старше ее.

– Мне тли! – заявила Агот.

– Верно. Но я взрослая. Мне больше трех лет. Так что… видишь… ну, все в порядке.

Агот снова сунула в рот большой палец. Флора быстро огляделась в поисках чего-то такого, что могло бы отвлечь ребенка.

– Хочешь бросать камешки?

Агот энергично затрясла головой.

– Хочешь посмотреть на коров?

– Мне нлавяцца свинки!

– У нас нет свинок.

Губы девочки снова задрожали.

– Папуля говолил, бабуля петет петенье! – провозгласила Агот так, словно эта мысль только что пришла ей в голову. И она хитро покосилась на Флору. – Я люблю петенье!

– А тебе приходилось оставаться с дядей Хэмишем? – спросила Флора.

При этом она подумала о легком лимонном печенье, которое пекла мать, о крошечном волшебном печенье и о плотном фруктовом пироге, всегда стоявшем на полке в кладовой. И есть ли в материнской тетради рецепт этого печенья и пирога?

– Пойдем разберемся с этим, – предложила Флора.

Агот, просияв, спрыгнула с камня и схватила Флору за руку, и Флора, совершенно неожиданно для себя, почувствовала от этого удовольствие.

Конечно же, в конце тетради нашлось несколько рецептов печенья. По случаю дней рождения, Рождества и других приятных событий. Думая о коробках с изюмом и сушеными фруктами, которые Эйлид уложила в рюкзак, Флора решила, что сладкое может слегка развеселить Агот. Но Флора так давно не пекла печенья… Впрочем, все необходимое нашлось, и Флора улыбнулась, увидев это. Лепешки. Вот что получится.

Ее мать в верхней части страницы записала: «Горячая печь, холодное масло».

– Сто это знатит? – требовательно спросила Агот.

Она отодвинула от кухонного стола стул, шумно волоча его ножки по каменному полу. Брамбл неодобрительно фыркнул.

– Это значит, что печка должна быть горячей, а масло холодным, – пояснила Флора. – Это нужно для приготовления лепешек.

– Я люблю лепёски! – просияла Агот. – Сделай лепёски!

Флора отметила, что Агот всегда говорила коротко, выразительно и энергично. Она посмотрела на довольное лицо девочки и удивилась тому, что она сама не может быть такой же простой и искренней. Просто относиться к работе, к семье, ко всему, чего ей хочется.

– Ну… хорошо.

Она включила духовку, помыла девочке руки и принялась смешивать муку, молоко и холодное сливочное масло.

И тут ее поразила одна мысль: почему ей это раньше не пришло в голову? И почему парни этого не сообразили?

Флора отправилась в холодную кладовую за кухней. Да, похоже, братья не часто сюда заглядывали. Здесь хранилось бесчисленное множество консервных банок с бобами и фруктами – когда мать Флоры была молодой, на острове почти не имелось свежих фруктов и они были очень дорогими. Анни обожала консервированные мандарины, персики, груши. Когда свежие фрукты появились в достаточном количестве, Анни твердила, что они ее разочаровывают по сравнению с залитым сиропом содержимым консервных банок, которое она просто обожала, – и банки эти по-прежнему стояли в кладовой.

А на верхних полках – да! Сокровища, сиявшие в свете, проникавшем сквозь крошечное вентиляционное окошко. Розовые, темно-пурпурные, ярко-красные… Чернослив, клубника, ежевика, морошка. Богатые запасы ее матери.

Глядя на все эти банки, Флора осознавала, какая же это драгоценность. Здесь были и те самые банки, в которых Анни сама закатывала варенье из ягод и соки, ее руки прикасались ко всем стоявшим здесь емкостям… Многое она раздавала друзьям и соседям, но часть осталась на зиму. На ту зиму, которой она уже не увидела.

Флора внезапно села на пол и заплакала.

– Сто слутилось? – прогудел басовитый голосок. Маленькие ручки вцепились во Флору. – Ты платес?

– Нет, не плачу, – ответила Флора.

– Платес! – уверенно заявила Агот. После этого она помолчала пару секунд. – Тепель лутьсе?

Флора заметила, что уже готова улыбнуться, и энергично потерла лицо ладонями.