Лето злых духов Убумэ

В конце концов, представление о том, что слезы красивы, – это лишь абстрактная идея. Все плачущие люди выглядят жалкими и маленькими. В их облике нет совершенно ничего красивого, только трагическое. Сидящий перед нами мужчина жалко и неприглядно плакал о своем исчезнувшем ребенке. А Кёко Куондзи, которой этот мужчина хотел отомстить, так же неприглядно плакала передо мной о своем пропавшем муже.

Наверное, благодаря помощи Кибы этот мужчина сможет утереть свои слезы. Но кто утрет слезы Кёко Куондзи?

– Возможно, их и не приговорят к смертной казни, – сказал Киба. – Но я заставлю их заплатить за то, что они сделали. Как бы глубоко ни закопался в землю крот, мы вытащим его на солнечный свет… и он предстанет перед судом.

– Что сильные мира сего могут понять в моих чувствах? Полиция никогда не встает на сторону нас, бедняков. И боги, и будды всегда отворачиваются от нас. – Искаженное лицо Харасавы вновь выражало звериную ярость.

– Посмотри на меня, Харасава. Я был одним из тех, кто верил в то, что наша война справедлива. Когда я услышал по радио обращение императора[113], я не понимал, что все это значило. Но теперь, остудив голову и поразмыслив, я думаю, что все мы были немного безумны в те дни. Теперь я считаю, что наш мир, построенный на принципах демократии, гораздо более справедлив. Так что, может быть, чувство справедливости – это что-то вроде призрака, которого нельзя увидеть и понять. Как говорится в пословице, «если твое войско победило – то это правительственное войско, а если потерпело поражение – то мятежное»; кто силен в этом мире – тот и прав. И поэтому… да, именно поэтому, – угрожающе повторил Киба, – как ты и сказал, в этом мире, пожалуй, нет ни богов, ни будд для слабых. Но именно из-за того, что невозможно верить ни в богов, ни в будд, ни в справедливость, существует закон. Закон – это единственное оружие, которое делает слабых сильными. Не отворачивайся от закона. Он на твоей стороне.

Логика Кибы не казалась мне безупречной, но, чтобы воодушевить бедного, жалкого, совершенно одинокого человека, которому было не за что зацепиться, она обладала достаточной силой убеждения. В конце концов Харасава прошел в угол комнаты, взял урну с прахом, поставил ее себе на колени и, низко склонив голову, тихо проговорил:

– Прошу вас, помогите мне.

Я вышел из длинного многоквартирного дома, не говоря ни слова.

Киба был в некотором смысле проницательным и аккуратным человеком. Вероятно, что, как и было им сказано, завтра утром он, получив ордер на обыск, отправился бы в клинику Куондзи.

Было ли это правильным? Действительно ли это могло привести к разгадке?

– Данна… следователь Киба. Ты не мог бы подождать всего один день, прежде чем идти с обыском в дом Куондзи?

Если б он подождал, что я мог сделать? В тот момент мне ничего не приходило в голову.

Киба изумленно посмотрел на меня.

– Я хорошо понимаю чувства Харасавы-сана. Но у меня есть вопрос, который я во что бы то ни стало должен разрешить. Я даю тебе слово, что не уничтожу никаких доказательств и не сделаю ничего другого, что могло бы нанести вред жертвам. Я лишь хочу кое-что проверить, чтобы прийти к окончательному пониманию. Очень тебя прошу. Доверься мне и дай, пожалуйста, всего один день.

– Вот же мне с тобой наказание… Ну-у, раз уж ты такое говоришь, то я не могу тебе не поверить. Но все-таки… что именно ты собираешься делать?

– Я сообщу тебе завтра вечером. Если ничего не получится, то можешь проводить домашний обыск и все, что ты сочтешь нужным. Я не стану возражать. Но прежде всего то дело, которое меня заботит, и дело о пропавших младенцах – это разные истории.

Да, все верно.

Однако как же легкомысленно я поступил…

Что, собственно, я мог сделать до завтрашнего вечера?

– Я понял. Ходатайство единственного и неповторимого Тацуми Сэкигути… Что ж, я согласен на твои условия. – Сказав так, Киба дружески похлопал меня по плечу своей грубой могучей рукой.

Воспользовавшись этим как удобным моментом, я бросился бежать.

Я больше не мог терять ни одного мгновения.

Без малейшего колебания я направился в клинику Куондзи.

Не то чтобы у меня был какой-либо план.

Я только знал, что должен был как можно скорее увидеть Рёко.

Я не подумал о том, что буду делать, когда с ней встречусь.

Добравшись до храма Кисимодзин, я бегом побежал по смутно помнившейся мне лесной дороге.

Когда я пришел сюда впервые, было точно так же.

Я никогда не помнил дороги. Тогда я тоже бежал наобум, как безумный.

Я…

Я не сумасшедший…

Повернуть на том перекрестке, а затем…

В этот момент с боковой дорожки наперерез мне буквально вылетел мужчина.

– Осторожней!.. А-а, вчерашний господин детектив! – Это был Найто. – Что случилось? Вы изменились в лице, детектив‐сан!